♫ billie eilish — i love you;
«there's nothing you could do or say
i can't escape the way i love you
i don't want to but i love you»
Звёзды в небе светят ярче ослепительных маггловских фонарей. Окна пролетают сплошными полосами света. От ощущения свободного падения воздух разом выбивает из лёгких, внизу живота что-то неприятно щекочет, страх завязывается комом в горле, душит, вцепившись мёртвой хваткой. Бальтазар не видит за спиной стремительно приближающейся пропасти — с одной стороны, оно и к лучшему, с другой — неизвестность пугает ещё больше.
Вся эта чушь про то, что жизнь проносится перед глазами, оказывается бредом сумасшедшего. Впрочем, как Бальтазар и подозревал. Всё, что у тебя остаётся — это три секунды паники и удивительно ясного понимания, что сейчас ты умрёшь. Сейчас всё закончится. В этот самый момент. Да, и впрямь так глупо и бессмысленно. Впрочем, и правда нисколько не жаль. Бальтазар всегда знал, что умрёт как-нибудь по-дурацки, бесславно, по совершенно нелепой случайности, по стечению обстоятельств. А то, что ему всего девятнадцать, так это не страшно. Едва ли с годами его жизнь стала бы хоть на толику более ценной. Или хотя бы немного осмысленной. Очень вряд ли.
— Вряд ли мы можем...
Голос Сэвиджа — оглушительное эхо из ниоткуда и отовсюду сразу, словно усиленное заклятьем Сонорус или отправленное громовещателем. Бальтазар с удивлением замечает, что вокруг него непроглядная темнота и пустота. Звёзды погасли, окна закончились, даже узел в горле куда-то пропал.
Вслед за голосом — агрессивный стук в дверь. Бальтазар вздрагивает, открывает глаза и садится на кровати. Слава Мерлину, всего лишь очередной кошмар. Комната мгновение плывёт перед глазами, пока взгляд не фокусируется окончательно. Чёртов стук знаком ему, и не вызывает внутри ничего, кроме глухого бессильного раздражения. Грёбанные авроры, второй раз за два месяца, совсем озверели. Заняться им что ли нечем в своём Министерстве?
Бальтазар выходит в гостиную одновременно с ними и тут же встречается взглядом с Сэвиджем.
— Т-ты?.. — только и может сорванно выдохнуть, с силой вцепляясь в спинку кресла до побелевших пальцев.
Во взгляде Сэвиджа мрачная решимость мешается с отвращением и нескрываемой ненавистью. Бальтазар вдруг отчётливо ощущает — что-то не так. Что-то неправильно. Зажмуривает глаза, как можно сильнее, так, чтобы пятна света отпечатались на внутренней стороне век.
А когда открывает, вместо собственной гостиной вокруг оказывается неприветливый зал суда. Бальтазар ошарашенно трогает подлокотники кресла для подсудимых — вроде бы настоящие. Его преследует настойчивое чувство дежавю.
— Мистер Мальсибер, с вами всё в порядке? — интересуется председатель Визенгамота делано заботливым тоном. — Вы вдруг изменились в лице, — при этом слова его насквозь пронизаны ядом, который он едва ли пытается скрыть.
Бальтазар неуверенно кивает. И в ту же секунду за его спиной распахиваются двери зала суда, впуская Сэвиджа. Всё это уже было. Бальтазар пытается поймать его взгляд, чтобы удостовериться, что не сходит с ума, но Сэвидж не смотрит на него, вмешиваясь в процесс слушания и выступая на стороне защиты.
Оглушительный стук судейского молотка, оглашающего приговор, и Бальтазар не выдерживает.
— Сэвидж! — никакой реакции. — Постой, Уил!
Но он исчезает за дверями так же стремительно, как появился несколько минут назад. Бальтазар почти бросается следом, но невыносимая боль в висках опережает его. Зажмуривается, прижимая ладони к лицу от неожиданности, отшатывается назад инстинктивно, внезапно чувствуя спиной из ниоткуда взявшуюся опору.
Приступ боли длится не больше секунды. И заканчивается с оглушительным грохотом металла прямо над ухом. Резко распахнув глаза, Бальтазар обнаруживает себя в министерском лифте, а прямо перед собой — Сэвиджа, не справившегося с приступом ярости.
— Уил, — шепчет от растерянности пропавшим голосом, глубоко вдыхает несколько раз, пробует снова, — Уил, послушай. Я не понимаю, что происходит. Что-то не так и...
— О, серьёзно? — Сэвидж перебивает, не дав договорить. В голосе его звучит ещё не улёгшаяся злость. — А я так сразу и не заметил!
— Уил, пожалуйста, — Бальтазар делает шаг вперёд, но по взгляду понимает, что ближе подходить не стоит. — Это всё уже было. Ситуация повторяется.
— С каких пор ты зовёшь меня Уилом?
— Да твою же мать, — Бальтазар страдальчески прижимает ладони к лицу, запрокидывая голову, трёт уставшие глаза.
— Ты меня вообще слышишь?! — повышает голос, но открыв глаза понимает, что Сэвиджа перед ним уже нет. Бальтазар оглядывается по сторонам удивлённо, не понимая, куда он мог испариться. Трансгрессия в Министерстве Магии запрещена.
А в следующую секунду лифт прибывает на этаж, и вместо бездушного механического женского голоса звучит голос Сэвиджа. Будто издалека, словно из другого мира, разрушая четвёртую стену, врываясь туда, где его не должно быть. Слова разобрать трудно, а вот интонации считываются легко: Сэвидж ругается, Сэвидж злится, Сэвидж ужасно страдает от чего-то. Двери лифта открываются, представляя Бальтазару крышу маггловского здания посреди Лондона. Пронизывающий ветер. Ледяной дождь.
— Дождя не было, — Бальтазар разговаривает вслух сам с собой, словно мысли звучат недостаточно убедительно, словно не доверяет им, словно уже сошёл с ума. — Я точно помню, что дождя не было.
Бальтазар меряет крышу шагами, вымокнув до нитки, держится подальше от края на всякий случай.
— Мы... всё исправим...
— Мама?
Из лифта вдруг звучит голос матери. Бальтазар вслушивается в каждое слово, но может разобрать далеко не всё.
— Приходи в себя... пожалуйста, милый.
Бальтазар, наконец, складывает пазл и с ужасом понимает, в чём дело. Он действительно упал с этой чёртовой крыши. Он, похоже, едва не умер, раз не может очнуться. А теперь заперт в клетке собственного разума. Дела дерьмовее некуда.
Нужная мысль приходит моментально. Бальтазар даже не сомневается, что она и есть тот единственный выход, что так ему нужен. Тогда как всё остальное будет игрой в прятки с самим собой.
Бальтазар подходит к самому краю крыши, заглядывает вниз — в горле завязывается узел, голова идёт кругом, а ноги начинают дрожать. Бальтазар разворачивается спиной и, не дав себе времени испугаться по-настоящему, шагает в пропасть.
Вместо земли его встречает вода, тёмная, плотная, вязкая. Бальтазар пытается всплыть, но вместо этого камнем идёт на дно. Лёгкие наполняются тысячей острых игл, нестерпимо колющих изнутри. Паника сковывает разум. Неужели ошибся? Неужели нашёл неверный выход? Умирать вот так — куда страшнее, чем падать. Бальтазар пытается звать на помощь, но выходят только пузыри последнего оставшегося кислорода. И когда сил совсем не остаётся, он заставляет себя насильно прекратить агонию и смириться. Закрыть глаза.
Мышцы расслабляются одна за другой, почему-то появляется возможность дышать. Смирение, на удивление, работает куда лучше неистовых попыток контроля. По глазам бьёт резкий неприятный свет. Бальтазар осторожно открывает один глаз, затем другой. Очертания палаты в больнице Святого Мунго вырисовываются медленно и нечётко. Похоже, на этот раз точно реальность.
Пару минут на то, чтобы заново вспомнить, как жить. Восстановить дыхание, привыкнуть к слепящему свету, проверить, работают ли мышцы, согнуть-разогнуть пальцы на руке — с большим трудом. И только тогда зрение выхватывает силуэт Сэвиджа в другом конце палаты.
— Уил, — голос не поддаётся с первого раза, сипит чуть слышно. — Ты здесь, — произносит не то удивлённо, не то с облегчением. Тянет руку, не слушающуюся, будто налитую свинцом, вместо просьбы подойти ближе. — Уил, — повторяет снова. — Мне кажется, я слышал твой голос, — опять тянет руку в сторону Сэвиджа, на этот раз одними лишь пальцами. — Давно ты здесь? Давно я здесь? Только не уходи, — добавляет поспешно, не сводя с лица Сэвиджа измученного встревоженного взгляда, — пожалуйста.
Отредактировано Balthazar Mulciber (2019-07-02 21:07:53)
