♫ syml - where's my love
Противный осенний сквозняк наполняет помещение, забирается куда-то под кожу, словно тысяча иголок одновременно вонзается в тело, заставляя съежиться. Снова начал курить. Немного, буквально пару сигарет в день: до и после работы, словно очерчивая четкую грань, что одно не должно соприкасаться с другим. А ведь раньше не видел границ, точнее не знал жизни вне работы, прячась в ней с головой, скрываясь от глаз всего мира. Придумал себе собственный мир, заперся изнутри, а ключ развеял по ветру взмахом волшебной палочки. И жил так, словно черепаха в своем собственном панцире, несколько лет, постепенно забывая, что ведь может быть все по-другому, до тех пор, пока не узнал, что в руках другого нашелся ключ с такой же резьбой.
Тонкий шлейф полупрозрачного белого дыма вылетает сквозь открытое окно, смешиваясь с воздухом пробуждающегося Лондона. Приближающийся октябрь дает о себе знать, и температура на кухне ощутимо опускается, становится некомфортно. Ловко щелкает пальцами, и тлеющий окурок стремительно вылетает на улицу. Одного взгляда на раскрытую створку достаточно, чтобы она плавно закрылась на щеколду, запирая остатки теплого воздуха в доме. Глубокий вздох рефлекторно вырывается из груди – Сэвидж вновь наедине с этими четырьмя стенами, которые вот уже месяц являлись тюрьмой для непозволительных мыслей, что тот допустил себе тогда, когда непостяжимым образом остался наедине с ним.
Уже месяц Уил каждый день мучительно сидел в ожидании окончания рабочего дня, чтобы скорее вернуться в свою квартиру, в их четыре стены, которые до сих пор были пропитаны тем немысленным напряжением, которое пальцами можно было почувствовать, проведя ими по мебели. Зажги спичку – и огонь поглотит все видимое, настолько заряженный кислород наполнял каждый угол, а его запах, кажется, так и не испарился, сколько бы Уилберт не выжигал его никотином. Только здесь Сэвидж мог позволить себе вдохнуть полной грудью, вновь окунуться в свои воспоминания, что были ещё так свежи в голове. Только здесь он затыкал рот своему внутреннему голосу, что продолжал читать мораль, и раз за разом пробовал взять себя в руки, чтобы произнести вслух его имя. Но отчего-то не получалось, не выходило, язык прилипал к нёбу, а в горле пересыхало. И виной тому была последняя фраза, которая так и осталась здесь, повисшей в воздухе - «А знаешь, ты прав». Машинально трясет головой, словно пытаясь отогнать от себя мысли, что доставляют физическую боль.  В чем, мать твою, я был прав? В том, что оказался трусом?
И не хватило сил тогда его остановить, и страшно пробовать его вернуть.
В кулуарах Министерства Магии как всегда кипела жизнь. Вечная суета и глухой гам были синонимами этого места, от чего хотелось скорее попасть в свой кабинет, в свой маленький мир, где никто не тревожил. День обещал не отличаться ничем от подобных же ему, по крайней мере первая страница Пророка, предусмотрительно прочитанная за утренним кофе, не гласила о новой беде, охватившей всю Магическую Британию. Сэвидж традиционно здоровался со встречающимися ему по пути к лифту коллегами, выполняя скорее функцию правил приличия, нежели показывая всем свою дружелюбную натуру, он все еще надеялся когда-нибудь получить значок «за самого нелюдимого сотрудника, который почему-то никого не бесит». Уилберт не заметно для самого себя улыбается собственным мыслям, и, забывшись, делает непростительную ошибку – заходит в лифт не один, а с группой сотрудников из смежного отдела, что означает неминуемое поддержание скучнейшей беседы, опять же в поддержку уже пресловутых правил приличия. Возможно, спрятавшись в дальний угол этой тесной кабины и прикинувшись растением, есть шанс избежать этой участи. Странно, но удается, и Сэвидж лишь становится слушателем ненужной ему болтовни, мысленно надеясь, что лифт достигнет нужного ему этажа быстрее, нежели обычно. Но этому не суждено случиться.
- Слышали, что младший отпрыск Мальсиберов пошел по стопам своего отца? - Уил со свистом вдыхает воздух, боясь пошевелиться;
- Яблоко от яблони недалеко падает, составит веселую компанию папаше. – Заткнись, ублюдок;
- Вроде в Пророке не было ничего, что натворил-то? – В висках пульсирует с такой силой, что Уил невольно корчит гримасу;
- Да Мерлин его знает, видел лишь, что в списке сегодняшних судебных заседаний числится его имечко. Мистер Сэвидж, вам не хорошо? Вы разве не выходите?
Лишь произнесенная вслух собственная фамилия заставляет Уилберта вновь сделать вдох. По мере поступления кислорода в кровь, он пытается лихорадочно осознать ту информацию, что только что получил. Ему хватает пары секунд, чтобы взять себя в руки, а точнее, сделать вид, чтобы лишь кивнуть своим попутчикам, пробормотав что-то невнятное, и выскочить из лифта под надоумленные взгляды коллег.
Отдышись, пока еще ничего не произошло. Что мы будем с этим делать?
Вопрос не стоял, будет ли Сэвидж что-либо делать, вопрос заключался в том, что именно он будет делать. Чертов день, который начинался как самый обыденный, мгновением назад полетел в пропасть, утаскивая Уила за собой, хотя тому еще недавно казалось, что он наконец-то выбрался из неё, куда угодил с головой месяц назад.

Слышали, что младший отпрыск Мальсиберов пошел по стопам своего отца?
Словно находясь под действием какого-то заклинания, Уил лихорадочно прокручивал диалог, услышанный в лифте, толи в надежде понять, что ему это все почудилось, толи пытаясь убедить себя во всей абсурдности ситуации. Заперевшись у себя в кабинете, попутно крикнув чуть ли не на весь этаж, чтобы его не трогали, хотя желающих было мало, он начал бесконтрольно мерить шагами пространство. Целый месяц Сэвидж не позволял этому имени, что лезвием ножа прошлось по старой ране, даже тенью пробежать в памяти, потому что знал, что не сможет справиться. Не сможет справиться с теми чувствами, от которых сейчас подкашивались ноги, а в легких не хватало воздуха. Он руками оперся о письменный стол, пытаясь унять сердцебиение, глубоко заглатывая кислород, чувствуя рвотные позывы из-за оголенных нервов. Возможность мыслить трезво сейчас отсутствовала как таковая. Уил ощущал себя словно какая-нибудь малолетка, получившая сову с письмом о расставании от давнего объекта воздыхания. Сердечный ритм заглушал разум, а перед глазами вновь и вновь возникало лицо Мальсибера, так, что хотелось кричать, лишь бы избавиться от этих иллюзий. Мысли путались одна за другую, ладони предательски становились влажными, а решения как действовать дальше все не появлялось, потому что кожей вновь вспомнил ту близость, что они позволили себе месяц назад. Твою мать.
Работа была отдушиной, где ничто и никаким образом не напоминало Сэвиджу о событиях, которые разделили жизнь на «до» и «после». И какова же была насмешка судьбы, что именно здесь, на работе, его страх и наваждение в одном лице, застигли его вврасплох.
Кое-как собравшись, Уилберт не придумал ничего лучше, чем убедиться в действительности всей ситуации. Может эти придурки из лифта читать толком не умеют и перепутали фамилию. Серьёзно? Надежд было мало, но сейчас тот готов был зацепиться за любую возможность, лишь бы не столкнуться с неизбежным, ведь он вновь не был готов. Опять ты о своем. Хотя на самом деле, для себя, он уже все решил, если все окажется правдой. Может это и был тот пинок, на который в тайне Сэвидж и надеялся, все никак не решавшись взять ситуацию в свои руки. Может это и был второй шанс. Весьма хреновый, откровенно говоря, но Уил уже не удивлялся всему тому дерьму, с которым ему приходилось сталкиваться, пытаясь следовать уготовленной ему судьбе. 
Единственная мысль, которая не давала Уилберту покоя, это как дело Мальсибера могло пройти мимо него, являясь старшим инспектором в своем отделе. Он поднял резко голову, слово почуяв великое озарение. Уил готов был поклясться, что через его руки не проходила папка с громкой фамилией, ведь он не смог бы не обратить на это внимание, потеряв возможность дышать намного раньше, нежели только сейчас. Кажется, он давно не устраивал взбучку своим подчиненным, если те не доложили о подобном. Или все это было неспроста? Хватит верить в знаки и начни уже действовать сам.
С шумом выйдя из кабинета, Сэвиджу потребовалось лишь пара минут, чтобы узнать все подробности случившего у коллег. Он чувствовал, как его голос готов был сорваться на крик, в попытках выяснить, почему никто не обратил на это дело внимание. Но быстро осёкся, словно боялся выдать свою тайну. Вместо того, он лишь быстро зашагал к лифту, продумывая свой следующий шаг.
Лифт едет слишком долго, будто бы издеваясь, даря лишние минуты, когда мысли, картинки, воспоминания раз за разом окружают голову в блокаде.
Двери открываются слишком лениво, будто бы этот день – сосредоточие всех бед, что вообще уготовлены любому человеку.
Сердце камнем падает куда-то к коленям, а время останавливается. Уил стоит, не моргая, не шевелясь, лишь изредка поднимающаяся грудная клетка показывает признаки жизни.
- Мальсибер, - не голосом, шепотом, на выдохе, и весь мир за спиной рушится, словно стеклянный, разбивается в дребезги. Одно имя – и почва под ногами становится вязкой топью, что засасывает в себя, забирает связь с реальностью. Один взгляд, ненавидящих глаз в другие, поверженные, - и Уил окончательно понимает, что он уничтожен, месяц назад.
На импульсе не дает Бальтазау выйти, а сам заходит в душную кабинку лифта. Быстро выхватывает палочку, направляя на механизмы, удерживая их на одном месте.
- Знаю, что я сейчас последний человек, которого ты бы хотел видеть, но позволь тебе помочь.

Отредактировано Wilbert Savage (2019-07-01 13:03:01)

♫ Lorde - Everybody Wants to Rule the World
Welcome to your life // There's no turning back
И стоит собственным словам сорваться с губ, как Сэвидж трижды успевает пожалеть о сказанном. В самом худшем сценарии невозможно было вообразить фразу глупее, которая чуть ли ни слово в слово копировала их диалог тогда, когда еще можно было остановиться. Больной ублюдок, которого совершенно ничему не научил предыдущий раз, сколько бы он не проигрывал их встречу в течении всего месяца, не просто наступил на те же грабли, а с готовностью запрыгнул на них с разбегу.
Доля секунды, чтобы попытаться оценить ситуацию. Придумать план побега, отступления, нападения? Черенок лопаты торчит из могилы, что Уилберт сам себе уготовил, поведясь вновь и вновь на поводу у собственных эмоций, шля к чертям здравый смысл. Наконец он смог сфокусироваться на лице Бальтазара, будто бы до этого глаза отказывались верить в происходящее, будто бы боялись, что это действительно все может оказаться правдой. Ни единой эмоции не возможно прочитать ни в глазах, ни в поведении, Бальтазар слишком равнодушен. Из-под густых черных ресниц почти не видно стеклянного взгляда, то ли хорошо отрепетированного, то ли вычеркнувшего Уила из памяти. И не понятно, что из этого больнее, от чего становится совсем не по себе. Новый стук лопаты о холодную землю.
Готов уже сделать шаг назад, принять поражение и слечь в холодную яму, но Мальсибер срывается первым. И поток горящей лавы из противоречащих чувств разливается по венам. Хочется вопить от того, что тому все же не все равно. Хочется разорвать горло едкими слезами от того, почему ему не все равно, от того, что хочет сбежать, лишь бы не видеть его, Уила, перед собой.
Резкий выпад рукой наперерез пути, пути им обоим. Стремительная пара шагов внутрь лифта, камеры им обоим. Быстрый выпад волшебных палочек, приговор им обоим. Закончить бы все здесь и сейчас: решить спор самым простым, но действенным способом, да только победителем не станет ни тот, кто будет повержен, ни тот, кто возьмет верх. Стерты с лица земли уже оба, уничтожены своими же силами – Сэвидж собственной глупостью, Мальсибер собственной наивностью (?).
Кое-как берет себя в руки и переводит палочку на старинные механизмы – он не позволит никому и ничему сейчас прервать их разговор. Не найдя в себе силы в прошлый раз, это необходимо было закончить (уверен? ) сейчас. Почти готов был к колкостям Мальсибера, почти уверен был, что сможет совладать с собой, да только с каждым новым выплюнутым в свою сторону словом чувствовал, как закипает кровь, как пульс стучит в висках, как рука сжимается в кулак.
Какой-то сон сумасшедшего, повторяющийся по шаблону вот уже второй раз.
Может ли это стать версией с альтернативной концовкой?
Ядом насквозь ужаленный, стрелами пронизанный, с лезвием в сердце, что Мальсибер с размаху вонзил, не моргнув и глазом, Сэвидж стоит молча, отчетливо слыша звук земли, падающей на крышку гроба. И он почти справляется с этой лавиной ненависти, что сметает остатки его достоинства, почти выдерживает этот натиск хладнокровного отвращения, что наконец разглядел в глазах Бальтазара. И почти забывает, что заслужил все это, но только стоит Мальсиберу вплотную приблизиться, издеваясь из последний сил, насколько это вообще возможно, теряет самоконтроль. Тыльной стороной ладони выбивает из рук направленную в свою сторону палочку, да так, что роняет свою собственную, забываясь в собственной агонии, что сжигала адским пламенем.
- Ты всё сказал? – С силой отталкивает Мальсибера от себя к дальней стенке лифта. Зубы сводит от желания убрать это нахальное выражение с его лица. – Трахнуть, говоришь? А не слишком большого мнения ты о себе? – Шаг вперед. – Может это ты прикинулся несчастной овцой, всем своим видом давил на жалость, что не оставил мне выбора? – Старается говорить как можно тише, но нихрена из этого не выходит. Дышит слишком часто, слишком обрывисто, не контролируемо выдавая наружу всё, что на самом деле кипит внутри. Шаг вперед. – Ты же, вон, не против, оказывается, был.
Ещё шаг вперед, что теперь снова пара дюймов между ними. Но впервые Уилберт оказывается не прижатым к стене, без права на отступ. Впервые за очень долгое время, Сэвидж чувствует, как может перейти собственную грань, глядя в бездонные, широко распахнутые глаза Мальсибера, глаза человека, которому нечего было терять, но и Уил сам уже мало отличался от него. А закипающий внутри вулкан достигает своего предела.
Со всего размаха кулаком ударяет в стену, где-то на уровне головы Бальтазара, вкладывая всю злость, всё отчаяние, что поглотили его. – Блять.
Опустошение – вот что наступает после. Отворачивается, закрывает глаза руками. Отходит назад, смотря куда угодно, лишь бы не на человека, что с каждой их новой встречей все больше сводил его с ума, сам того не стремясь, не добиваясь, а Уил сам каждый раз делал этот шаг в пропасть, самовольно ныряя в омут этого психоза. Пускай теперь между ними было всего несколько метров, но на самом деле это была огромная пропасть, которую вряд ли каждый из них захотел когда-нибудь переплыть. Долгий глубокий выдох в надежде хоть как-то собраться с мыслями.
– Слушай, плевать. Я уже ничего не могу исправить, - пауза, жалкая попытка выкинуть белый флаг, - я здесь, чтобы не прощения у тебя просить. Дай мне выполнить свою работу, чтобы ты ушёл отсюда домой, и мы больше никогда не увидимся.  

//

♫ Hans Zimmer - S.T.A.Y
When words are not needed
Кожей шеи чувствует направленную на него палочку. Чувствует всю пронизывающую Мальсибера ярость, но уже не ту, что раньше, не детскую злобу или обиду, словно отняли любимую игрушку, а настоящую холодную ненависть. Ненависть, что исходит из самого сердца, проходит по венам, сжигая их насквозь, и заканчивается на кончике чертовой палочки. И рука его не дрожит, голос не дрожит, твердый, как сталь, перекрывающий кислород Сэвиджу каждым новым сказанным словом. Бальтазар словно пережимает артерию, что сердце постепенно перестает биться. А в мыслях лишь одна фраза – «Убей» . Убей здесь и сейчас, на этом месте, быстро, хладнокровно, цинично переступив через бездыханное тело. Хочется закончить все, нет сил больше терпеть эту агонию, нет сил больше бороться с собой, душа в себе настоящее, дикое желание вцепиться в рубашку Мальсибера и разорвать её в клочья, исследовав каждый сантиметр обнаженного тела. И сколько бы Уил не пытался сопротивляться, выжигая даже попытки помыслить о подобном, сколько бы не бежал от себя столько лет, а потом целый месяц убеждая себя в глупой ошибке, вызванной дряным алкоголем и сумбурностью ситуации, все равно нет  больше смысла отрицать очевидное, что Мальсибер теперь стал центром его мира.
И то ли эта мысль, что наконец смогла пронзить все сознание, добиться, чтобы её услышали, то ли обрывки фраз о Непростительных заклинаниях, отце, звенящий лёд в голосе, заставляют Сэвиджа застыть на месте, пытаясь принять все это в попытке не сойти с ума. В какой-то момент все становится на свои места, а перед глазами возникают жуткие сцены из прошлого Мальсибера, словно какой-то подопытный нюхлер в руках своей семьи, которая принесла столько боли многим людям, и тому же Уилберту в частности. И внутри, спустя очень долгое время, подает признаки что-то теплое, непонятное греющее чувство, желание вытащить Бальтазара из его мрачного мира, и спастись из этого шторма им обоим. Если еще не все потеряно.
Бальтазар испаряется слишком быстро, не позволяя Сэвиджу сделать даже движение в его сторону, остановить, задержать, сказать все то, что наконец скопилось на кончике языка. Раз за разом совершает ошибки, которые порождают за собой все новые, и, кажется, пора уже было прекратить это. Быстрее молнии выскакивает в уже закрывающиеся двери кабины, но видит перед собой лишь пустой коридор, и только звук ускользающего вниз лифта доносится до него. Грубо матерится про себя, но абсолютно точно решает для себя довести это дело до конца, в другой раз он уже не сможет, сдастся, вновь закроется в своей одиночной камере. Опускает глаза на ноющий кулак, где начинают проступать алые кровоподтёки, как лишнее напоминание о тех чувствах, эмоциях, что Мальсибер пробуждает в нём каждый раз. Каждую встречу, которых было всего две, но их стало достаточно, чтобы перевернуть весь мир вверх дном, вернуть Уила к жизни, получить досрочное освобождение из тьмы, где он гнил последние годы.
Слушание должно было начать уже вот-вот, нельзя было больше медлить. Никогда Сэвидж не пользовался своей репутацией, высокой должностью, просто выполнял свою работу, не стремясь выделиться или как-то заработать на этом. Всегда рассчитывал только на собственные силы и не искал помощи на стороне. Но чертов Мальсибер спутал совершенно все карты в колоде, и Уил уже перестал узнавать себя, словно новый человек поселился внутри. Одно Сэвидж знал наверняка, что если он позволит Бальтазару загреметь в Азкабан, если лишит себя самого возможности встречи с ним, то задохнется от собственной ненависти к себе. 
Возвращается к себе в кабинет, по пути уточняя все детали дела у коллег, прикрываясь всем известной своей «любовью» к роду Мальсиберов. Мерлин, как же это комично, влюбиться (что?) в человека, носящую фамилию, от которой ранее у Уилберта закипала кровь от всепоглощающей злобы и желания стереть с лица земли это семейство, а сейчас он готов был поставить на кон абсолютно всё, лишь бы помочь одному из них. Обращает внимание на предмет всех разногласий, какие-то проклятые серьги, которые определенно точно уже попадались ему когда-то на глаза. Проговаривает губами Акцио, указывая на огромный стеллаж со всеми возможными папками, свитками, что скопились за долгие годы работы ещё предыдущих сотрудников. Глазами, по диагонали, пробегается по тексту, пытаясь зацепиться за нужную ему информацию, и, меняясь в лице, стремительно вылетает за дубовые двери, вновь направляясь к лифтам.
И делает всё, думает, дышит Сэвидж словно в тумане, не отдавая себе отчет, не позволяя остановиться, боясь передумать, оступиться. Спроси у него об этих минутах, он и не вспомнит, не объяснит, пошлет вас к черту.
Двери лифта. Мерлин, да почему же так медленно? Несколько пролетов вниз, кто-то что-то спрашивает, здоровается, не до вас. У залов заседаний как всегда многолюдно, друзья, родственники, не протолкнуться, лишь бы не опоздать. Глазами ищет нужный зал, не обращает внимание на крики вслед, задевает кого-то плечом, буквально влетает в нужную дверь.
Повисшее гробовое молчание не сулит ничего хорошего. Боковым зрением видит Мальсибера, сидящего в центре зала, перед десятками глаз сотрудников Министерства. Не смотрит, даже голову не поворачивает в его сторону, не позволяет в эту минуту переживаниям взять верх.
- Сэвидж? Что вас заставило присоединится к нам? Мы уже почти закончили.
Голос председателя Визенгамота звучит так победоносно, что вердикт становится очевидным. Пара глубоких глотков воздуха в лёгкие, выравнять осанку, твердый взгляд и ни тени каких-либо эмоций на лице. Холодный, как всегда в своей обычном состоянии, но не наедине с ним, уверенный шаг, да только сердце бьется с такой силой, что, кажется, его стук отражается от каменных стен, выдавая его с головой.
- Мне крайне неприятно это говорить, но здесь произошла ошибка, - искажает лицо в разочарованной гримасе. Слишком быстро преодолевает расстояние до трибун, протягивая в спешке помятый свиток пергамента, в тайне надеясь, что не никаких лишних вопросов не возникнет, - существует два экземпляра данных серег, и, по моим данным, проклятые давно изъяты Министерством. Каким образом они оказались в лавке «Борджин и Бёрк» нам ещё предстоит выяснить, но мистер Мальсибер не мог знать об их природе. Возможно, произошла подмена.
Заседание завершается, как показалось Сэвиджу, совсем не таким образом, как хотелось бы большинству. Особенно сильно возмущалась дама из секретариата Министра, но Уил поспешил скрыться от её глаз. Что делать дальше он ещё не решил, но у него хотя бы появилась возможность подумать до вечера, пока рабочий день был ещё не окончен. Так и не дождавшись, пока Бальтазар покажется из-за дверей, что зародило бы миллион вопросов у окружающих, Сэвидж молча направился в свой отдел.

Отредактировано Wilbert Savage (2019-07-02 14:10:32)

♫ Billie Eilish - lovely
// Стадия 1: Отрицание
Месяц назад, замкнутые в четырех кухонных стенах двое. Хищник и его жертва, на первый взгляд, а на самом деле оба потерпевших крушение человека, что еще не подозревают, на какое дно их затянет водоворот непозволительных чувств, что захлестнули с головой.
// Стадия 2: Гнев
Лязг металла и ноющая рука, что кажется меньшим из зол, причинённых себе за это время. Один жест в кабине лифта как олицетворение всего скопившего за душой. Непозволительная роскошь отделаться так быстро и легко, размечтался.
// Стадия 3: Торг
Выкинутый белый флаг, просьба, мольба принять помощь в надежде хоть как-то облегчить ношу, что якорем на чугунной цепи тянет на самое дно. Жесткая пощёчина в ответ, плевок и растоптанные в грязь чувства.
// Стадия 4: Депрессия
Ну вот и всё. Захлопнута дверь, поставлена точка, размазано сердце к чертям, что не осталось и мокрого места. Не чувствует ничего, лишь огромную черную пропасть внутри, что постепенно стягивает в себя все органы. Ноги немеют, живот сводит тугим узлом, и просто, по-человечески, очень больно. Молча сидит на стуле, не сводя глаз с деревянной поверхности стола. Не моргает, не дышит, не живёт уже. Закончился несколькими мгновениями назад, когда собрал всего себя в кулак, смог хотя бы попытаться загладить свою вину, вину за свою трусость. Вроде бы удалось, да только ни хрена от этого не легче. Совесть, возможно, скажет спасибо, похвалит, погладит по головке, а сердце направит на себя палочку с зелёной вспышкой, потому что не было больше смысла биться дальше. Сэвидж прекрасно отдает себе отчет, что больше никогда не сможет испытать подобный фонтан эмоций, что с легкой руки подарил ему Мальсибер. Нет даже желания задумываться как это могло произойти, изучать природу этого помешательства, просто уже принял для себя как данность, что за пару встреч Бальтазар похитил его душу целиком, своей дерзостью, нахальством, острой реакцией на всё, что случилось за эти короткие минуты, что они провели наедине друг с другом.
В голове все ещё видит его образ, венцом которого становятся полыхающие ненавистью потемневшие глаза в обрамлении густых черных ресниц. И дыра внутри лишь расширяется, пожирая всё на своём пути, предвещая лишь жалкое существование дальше. Уготовленный месяц назад судьбой шанс вылезти из своей норы, лишь только протяни руку, ухватись за хрупкое предплечье человека, который смог бы, был готов, - шанс был упущен, с треском, фиаско. Глаза начинает противно щипать, второй раз в жизни позволяет себе нырнуть в собственную слабость, жалость, и утонуть там же.
Несколько лет назад думал, что не выживет, потеряв свою лучшую половину. Сгорал, подобно маггловской спичке, не видя света в затянувшей небо смертельной безысходности. Хотел уйти следом, мечтал, действительно думал об этом, но дал себе клятву сначала отомстить. Выполнил обещание, справился с задачей, но к тому моменту Уилберта поглотила уже абсолютная пустота, руки опустились по швам, и он так и остался жить в своём вакууме. Не ждал ни подарков судьбы, ни внезапного озарения, не искал помощи на стороне. Пока в Дырявом котле, в чертовом баре, в котором заливал почти каждый день своё одиночество, он не встретил эти глаза, в обрамлении черных ресниц. И теперь все стало намного, намного хуже, хотя думал, что глубже падать уже некуда.
// Стадия 5: Принятие
Тыльной стороной ладони протирает глаза. Внутри что-то камнем застывает, отрубая все нервные окончания. Не слышит ни звуков, ни голосов, ни собственных мыслей. Крепко бы напиться, да какой толк, на какое-то время станет легче, не сможешь вспомнить этот день, а потом проснешься и наложишь на себя руки. А что, вариант вполне действенный, сам виноват. Бросает взгляд на часы, еще слишком рано, мысленно отсчитывает количество часов, которые ему придется еще провести наедине с самим собой, прежде чем алкоголь сожжет все образы в голове. А можно бросить всё, гори оно в пекле, и уйти прямо сейчас, прикрыться срочной оперативной работой. На краю стола лежит гора не разобранных свитков, но ни один мускул не дергается в попытке хотя бы обозначить желание заняться делами. Просто не способен, сознание находится где-то совершенно в другом измерении, не помнит ни числа, ни дня недели, а может, Сэвиджу уже просто все равно.
Как в тумане, не следя, не контролируя свои действия, хочет уже направиться к двери, как неожиданно через почтовое окно на стол опускается бумажный самолётик. И почти уже прошел мимо, безразлично проводя его взглядом, но остановился. Врожденное чувство ответственности, что столько раз уже успело попортить Уилу жизнь, и здесь взяло верх. Колеблется с минуту, ведя войну с самим собой, буквально уговоривая себя исчерзнуть, испариться, не оставляя и следа за  собой. Но нет, как же, это не про него, обязательства превыше всего. Пальцами касается пергамента, не поднимая его с поверхности, разворачивает его, и в тот же самый миг буквально чувствует, как кто-то резко рванул воткнутое в сердце лезвие назад. Не верит собственным глазам, сердце начинает колотиться так быстро, что кажется Сэвидж выплюнет его от неспособности справиться с ритмом. Он точно не сможет выдержать всего этого: от одного шага к смерти до возникшего, хоть пока ещё и тусклого, но проблеска с другой стороны пути. Голова начинает кружиться, часто ловит воздух ртом, не в силах поспеть за собственными мыслями, что сейчас лихорадочно заметались, стоило им дать только надежду.
Не успевает толком среагировать, как слышит глухой стук и скрип двери. Готов уже резко крикнуть, чтобы его не беспокоили, но стоит поднять голову к неприглашенному гостю, как осекается, язык встает поперек, а весь кислород высасывают из помещения.
Мальсибер, запыхавшийся, бормочущий какие-то слова, половину их которых Сэвидж просто не слышит. Не слышит потому, что ему все равно, что тот говорит. Пускай обливает грязью, кричит зачем тот помог ему, желает ему сгнить с дементорами – н а п л е в а т ь. Главное, что он был здесь, и Уил больше не поведется на его провокации, на эти схлёстывания характеров в попытке доказать, кто сильнее. Он не идет, он летит к Бальтазару так стремительно, что тот лишь успевает распахнуть свои огромные глаза, в страхе или от неожиданности, или от такого же рвущего душу спектра эмоций, что сейчас подал признаки жизни внизу живота, прибывая в сладком томплении.
Это растояние, от стола до двери, пара шагов, и Сэвидж буквально впечатывает Мальсибера спиной к плоскости, на память, подсознательно, впиваясь в губы. Не щадя ни себя, ни его, выплескивая все сердечные страдания, что они оба пережили за этот месяц, заслужив наконец эту минуту, когда вывернули себя наизнанку. Целует настолько чувственно, насколько вообще способен, пускай Бальтазар разнесёт его в клочья за это, но это будет того стоить, чтобы уйти счастливым.
- Прости, что отпустил тогда, - выдыхает в губы, поспешно хватая воздух, чтобы не задохнуться. Обхватывает лицо Мальсибера руками, словно пытаясь удержать его, задержать это мгновение, чтобы то не оказалось иллюзией больного сознания. Прижимается лбом к щеке, сгибается по гнётом собственной ненависти к себе. Глаза вновь становятся мокрыми, жмурится, - просто прости.

♫ Дельфин - Серебро
// Мы с тобою две капли разные, одной воды
Никогда ещё Уил не испытывал чувств, подобных этим. Или может это было настолько давно, что уже и позабылось, стёрлось из памяти, как какой-то сон, что посчастливилось увидеть однажды. Это нарастающее с каждой секундой тепло внизу живота, что разливалось словно мёд, склеивая все раздробленные части вместе, соединяя воедино сердце, что было разбито вдребезги. Аромат Мальсибера опьянял. Весь он, от угольных волос, в которых сейчас терялись пальцы Сэвиджа, до хрупких запястий опьянял, кружил голову, напрочь сводил с ума. И Уилберт готов был отдаться этим чувствам целиком с головой. Уже не было желания, сил, чего бы то ни было ещё, что бы останавливало его на пути к этому человеку. Это было наваждением, и Уил отдавал себе отчет, что всё может измениться в любую секунду. Стоило посмотреть на обе их встречи, где ненависть, жалость, отчаяние, боль и обида сменялись друг за другом чередом, что невозможно было поспеть за ними, от чего кружилась голова, и хотелось отречься от всего этого, лишь бы просто не лишиться рассудка. Поэтому Сэвидж готов был отдать всего себя без остатка, насладиться этим коротким мгновением, или сколько им было уготовлено судьбой, утонуть в этом поглощающем желании быть рядом и никогда не покидать Мальсибера впредь. Потому что никто не знал, что с ними будет завтра.
Стоило огромных усилий оторваться от Бальтазара, ухмыляясь закусив, прежде укушенную Мальсибером, губу. Это было каким-то юношеским озорством, которое мог подарить Сэвиджу только он. От всего этого, Уил в который раз невольно заметил для себя, что невероятным образом все сильнее влюблялся в Мальсибера за его непредсказуемость и дерзость. Идея убраться отсюда куда подальше, в место поукромнее, кажется очень логичной, и они быстро договариваются встретиться у лифтов. Уил хотел было настоять, что, возможно, им не стоит вместе попадаться на глаза мнительной публики Министерства, особенно после его выходки на судебном заседании, но Сэвидж шлет все предрассудки к черту. Сейчас он сам был не готов расстаться больше, чем на пару минут, боясь потерять эту невесомую, неведомую ранее магию, что завладела разумом, заставляя перед глазами видеть только его. Уже завтра, скорее всего, Сэвидж будет жалеть об этих неразумных поступках, движимых затуманенной головой, ведомых эмоциями, но это будет только завтра.
И весь их путь, прежде чем оба оказались вновь на уже знакомой территории квартиры Уила, был больше похож на тот самый сон, в который мысленно возвращаешься раз за разом. Прикосновения Мальсибера в лифте, от которых взыв мурашек электрическим разрядом поразил насквозь, заставляя еле сдерживать порыв не сорвать всю одежду с Бальтазара прямо там, на глазах у всех. Переулок, где Сэвидж не раздумывая бы застрял на всю свою жизнь, цепляясь кончиками пальцев за возможность раствориться в Мальсибере навсегда. Эхо собственного имени, впервые произнесенного тем на выдохе, за мгновение до трансгрессии. И, наконец, минутное безмолвное молчание, оглядывая интерьер той самой квартиры, где и зародилась эта необъяснимая химия, в которой Сэвидж так упорно отказывал себе. До этого дня.
- Иронично, не думаешь? – Вопрос заданный в пустоту, толи самому себе, толи нет, но точно не требующий ответа. Эхо от шагов отражается от холодных стен, забывших что-то такое тепло и уют семейного очага. Уил, привыкший знать, планировать все наперед, смущенно стоял, гладя из-под полузакрытых век на Мальсибера. Полное ощущение, что забыл как говорить, буквально проглотив язык. Предложить выпить? Это кажется каким-то моветоном, но было бы очень кстати. Это пронзившее чувство нервозности было крайне новым и неприятным, поэтому желание закупорить нервные клетки взяло верх. Сэвидж, так и не обронив ни слова, лишь проследовал в спальню, где была припрятана добротная бутылка эльфийского рома, как гласила этикетка, что было весьма сомнительно.  Он не был точно уверен, как сейчас выглядит со стороны и видно ли невооруженным глазом его волнение. Этот очередной коктейль из перебивающих друг друга эмоций, но уже совершенно иных, нежели даже сегодняшним утром, кружил голову, вызывая полнейшую неуверенность в себе.
- Отметим? – Нелепая улыбка в сторону зашедшего следом Мальсибера. Дабы не выдать себя дрожью в руках, ни то от страха, ни то от предвкушения, зубами выдирает пробку, протягивая запылившуюся бутылку Бальтазару.
Пара шагов в сторону кровати, садится, все еще как-то смущенно, но не отрывая глаз, смотря на Мальсибера. Руку протягивает в его сторону, словно подзывая к себе, немедленно желая сократить это возникшее между ними расстояние. А в груди вновь склеенное сердце бьется так, что сейчас вырвется наружу, бьется так, как никогда раньше. И ни следа больше от мрачных, токсичных мыслей, по крайней мере, хотя бы на один вечер.
- Я месяц искал предлоги не думать о тебе, - берет его за руку, с детским интересом изучая переплетенные пальцы, - получалось чертовски плохо. – Притягивает к себе максимально близко, утыкаясь лбом куда-то в область груди, вновь дыша своим воздухом, своим Мальсибером.

И нас с тобой не отыскать, все, что мы есть, - вода //

♫ Bucky - Regret
// Hey, can you listen?
Он все еще пытается привести в порядок сбившееся дыхание, безмолвно откинувшись на кровать, изучая причудливые узоры на потолке комнаты. Грудная клетка то и дело высоко вздымается вверх, пытаясь наполнить легкие воздухом, в то время как руки беспомощно лежат вдоль туловища. Уил чувствует себя абсолютно беззащитным сейчас, будто бы выставил на показ все, что копилось внутри долгие годы, в ожидании вердикта, который вынесут ему присяжные. Но почему-то присутствие Мальсибера рядом придает ему уверенности, позволяет стать самим собой, не боятся собственного я. И вряд ли бы всё это случилось, если бы на месте Бальтазара был кто-нибудь другой. Даже если их дорогам суждено разойтись, Сэвидж будет благодарен ему хотя бы за эту краткую возможность посмотреть на себя другого, больше не ослепленного желанием существовать, а жить. За возможность почувствовать, что он кому-то необходим, и сам так остро нуждается в ком-то.
Дрожь Мальсибера заставляет Уила очнуться, и тот притягивает его к себе на грудь, обнимая крепко, прижимаясь всем телом, словно оберегая, защищая, а в глубине души желая быть единственным, кто бы смел обладать им. И слова эти вертятся на языке, так много хочется сказать, но Сэвидж просто не умеет говорить о своих чувствах, может разучился, а может привык доказывать все делом, а не словом. Хотя один раз он уже чуть не опоздал, и болезненные воспоминания остриём пронзают память, от чего он лишь губами тихо успокаивающе произносит, - я рядом.
И ладонями вновь касаясь ещё раскаленной кожи, перед глазами вспышками возникают минуты их близости, когда оба отдались этой агонии, что однажды свела их, а сейчас слила воедино. Страх перед чем-то запретным, сменяющийся диким желанием, от которого темнеет в глазах. Желание, перерастающее в сводящую ноги истому, что с каждым движением лишь усиливается, стирая все грани разумного. Пальцы, сжимающие хрупкие плечи, лишь бы только никогда не отпускать. Изогнутая спина Мальсибера, в преддверии надвигающегося, как цунами, наслаждения – вид, от которого Сэвидж позволяет себе выдохнуть стон, не в силах больше сдерживаться. Губами изучает каждый сантиметр его влажной кожи, словно сам пытается запомнить, боится, не надеется, что это может произойти еще хоть раз. И это отчаяние лишь придает уверенности в эту минуту, накаливает и без того обнаженные нервы, от чего Уил отдаёт всего себя Бальтазару, резкими толчками входя настолько глубоко, насколько возможно, желая полностью овладеть им. И ярчайший оргазм, что приятными спазмами разливается по всему телу, на какие-то минуты стирая из головы абсолютно все мысли, лишь бы просто продлить, закрепить, запомнить всё, что только что сейчас между ними было.   
Вопрос Мальсибера камнем падает на сердце, пригвождая его к земле. Температура в комнате ощутимо снижается, становится не по себе. И что теперь? Сэвидж повторяет раз за разом в голове этот вопрос, пытаясь понять, а что теперь? Он молчит, пожалуй, непростительно долго. Даже не пытаясь подобрать какие-либо правильные слова или в попытке уйти от ответа. Вопрос, заданный в самую суть, в лицо, жестче и придумать вряд ли возможно. Обо прекрасно понимали, что придут к этому разговору, но как могли гнали от себя тяжелые мысли, пытаясь жить настоящим моментом, не задумываясь о последствиях. А последствия будут невыносимыми, только что заново собранное по крупицам сердце будет вновь раздавлено, потому что у этой истории вряд ли возможен хеппи энд.
Глазами ловит взгляд Мальсибера, и наверно он выглядит сейчас точно также: растеряно, испуганно. Страшно услышать собственные слова в ответ, страшно увидеть его реакцию, страшно не увидеть его больше никогда. – Я не знаю, - он сам еле слышит свой голос, кажется, даже чуть дрожащий, - не знаю, - повторяет, вторит саму себе, чуть отодвигая Бальтазара в сторону, поднимаясь с кровати.
Оглядывает разбросанную по полу одежду, вперемешку, отыскивая глазами брюки. Нет сил обернуться, хотя спиной чувствует прожигающий взгляд на себе. Начинает злиться на себя, на всю ситуацию, на необходимость что-то решать. Потому что прекрасно осознает, что если этот вопрос повиснет в воздухе и они разойдутся по разным углам Лондона, то тот самый камень, что продолжал лежать на душе, никуда не денется, а лишь тяжелее будет с каждым днем. И как это всегда бывает, ожидание совсем не совпадает с реальностью. Ожидание, что при любом развитии событий, Сэвидж примет его, просто поблагодарив Мальсибера, как думал только что, изучая потолок. Нет, все совсем-совсем не так, не так просто. Быстро надев брюки и подхватив стоящую на полу бутылку, делает глоток, словно надеясь найти в алкоголе силы что-то решить. Не помогает.
- Бальт, я не знаю, что теперь. Вряд ли мы можем, - запинается, пытаясь утихомирить мысли, что сейчас метались в голове словно в клетке, - ну то есть, ты наверно сам понимаешь, что это не может повторяться часто. – Если вообще когда-нибудь повторится – тут же эхом проносится внутри, но Уил лишь кивает головой из в стороны в сторону, нервно протирая глаза пальцами. – Я не гоню тебя, - тут же вслед продолжает, предвидя реакцию Мальсибера, пытаясь сгладить удар, - но как ты сам представляешь все это дальше? Вряд ли я смогу думать теперь о ком-нибудь другом, кроме тебя, но я боюсь того, к чему это может привести.

Swear, there are will be nobody else //