Несмотря на почти недельный хронический недосып и то, что накануне выдался весьма насыщенный день, просыпается Чарли в привычное время – как раз вовремя, чтобы успеть на завтрак. По Хогвартским меркам, конечно. По родительским меркам для завтрака слегка рановато, а что по этому поводу думает Рейнард, ей и вовсе неизвестно.
Реализуя сформированный за год «утренний ритуал», выверенная последовательность которого позволяет влиться в извечный хаос факультета, Шарлотта чутко прислушивается к звукам в доме, стараясь угадать, проснулся ли старший Мальсибер, и заодно решить как себя вести. Накануне случая для ординарного общения как-то не представилось, но сегодня-то придется поговорить – трудно избегать кого-то, если делишь жилплощадь. Нет, в родовом поместье при желании можно вообще не пересекаться, но едва ли это реалистично в их случае. Вот только, как  и о чем говорить, Чарли не представляет.
Мысль действовать по обстоятельствам не выглядит как надежный план, но кажется едва ли не единственным вариантом (раз ничего другого придумываться не желает). В итоге, желая занять руки и голову, девочка принимается за разбор чемодана. Это занятие вполне ее удовлетворяет, так как позволяет под благовидным предлогом не покидать комнаты, чего ей совсем не хочется. Отчасти потому, что встреча с братом обещает быть неловкой. Отчасти потому, что дом производит тягостное впечатление – то ли она успела отвыкнуть, то ли из-за отсутствия мамы он кажется каким-то нежилым и даже будто враждебным.
В первую очередь в тайник за шкафом отправляются Яворное Руководство и плеер, которые она прихватила с собой, несмотря на невозможность использования (первое можно бы и на виду оставить, а вот второе наверняка вызовет ненужные вопросы). Затем на самую верхнюю полку отправляется футляр с волшебной палочкой. И то, и другое заставляет Чарли удрученно вздохнуть. Запрет на использование магии несовершеннолетними вне Школы – просто сказочный идиотизм. Какая, спрашивается, разница – дома или в Хогвартсе? Если уж получается, то получается. А если не получается, то и школьные стены не спасают, прямое тому свидетельство – ее незапланированная смена имиджа. Для магглорожденных, конечно, ограничение имеет смысл, но для всех остальных – полнейший абсурд.
Не позволяя себе слишком долго думать над тем, что по обыкновению взвинчивает, Чарли принимается за сортировку одежды, которая в общей сложности занимает порядка 20 минут. Финальной точкой должно стать определение на законное место школьной формы. Момент не лишен нотки торжественности, и девочка медлит. Рассматривает уже привычные сине-бронзовые цвета, запоздало задаваясь вопросом, в курсе ли Рейнард результатов ее распределения. По всему выходит, что вся надежда на маму, т.к. сама Чарли определенно ничего брату не сообщала: писем в начале года она не писала (обиделась, что он не приехал, хотя никогда в этом не признается), а после ограничивалась поздравительными открытками, приложенными к подаркам (к этому времени уже решив «не надоедать сверх меры»).
Поддавшись минутному порыву, Мальсибер «примеряет» форму, приложив к себе прямо на вешалке. В ростовом зеркале отражается она сама и большая часть комнаты, совершенно не изменившейся за прошедший год – обилие бежевых тонов, книги, занимающие почти все горизонтальные поверхности, и пробковая доска на половину стены (которая сейчас лишь смутно угадывается за обилием схем квиддичных комбинаций, изучением которых Чарли занималась прошлым летом).
Юная Мальсибер пристально всматривается в собственное отражение, силясь понять причину зудящего ощущения чужеродности, которое не в полной мере отпускает даже в стенах собственной комнаты. И чем больше смотрит, тем меньше видит себя настоящую..

----------------------------------------------
– Мам, смотри, мне идет, да же, да? – довольно громко вопрошает Лотта, вынуждая Антею оторваться от своего занятия, чтобы иметь сомнительное удовольствие созерцать собственную дочь, утонувшую в мантии с чужого плеча. Серебро и зелень ей, конечно, к лицу. Чего не скажешь о фасоне, а точнее о фасоне в сочетании с размером: подол волочится по полу на добрые сантиметров десять, а рукава, не придерживай их девочка, болтались бы где-то в районе коленей. При всем при этом, мелкая довольно шустро кружится у зеркала, осчастливленная представившейся возможностью нацепить школьную форму.
– Ты спросила у брата разрешения? – вместо ответа осведомляется Антея, почти сразу возвращаясь к своему занятию – отбору мантий, которые она хотела бы показать портному в качестве образцов. Пятилетние дети растут довольно быстро, что, однако, не освобождает их от необходимости иметь парадную одежду по размеру.
– Ну он же все равно давно ее не носит, – уклончиво тянет «пойманная с поличным» Чарли, добавляя в голос столько просительных нот, что растаял бы и айсберг. Среди мантий, принесенных братом портному в качестве образца, случайно затесалась школьная – та, которую он носил на первом курсе и из которой давно уже вырос. Лотта, крутившаяся около Рейнарда во время примерки, заметив ее, не могла удержаться. Ну она же только примерить, честное слово!
– Шарлин, – Антея весьма успешна в выражении непреклонности, обычно ей хватает одного слова. Этот раз не становится исключением.
Девочка шумно вздыхает и, развернувшись на пятках, вихрем несется вниз по лестнице – в гостиную, где брат все еще беседует с портным. И уже на бегу оповещает о своем приближении, – Реееееееей, – тоненький голосок отражается от стен, разносится по дому отзвуком колокольчиков, тревожа обитателей семейных портретов.
На нижней ступеньке девочка неожиданно вспоминает, что леди не бегают сломя голову, так что в гостиной появляется чинно. Также чинно подходит к брату, легонько дергает того за руку, побуждая наклониться и, прикрыв рот ладошкой, сообщает доверительным шепотом, – Я взяла твою мантию, можно?
----------------------------------------------

Двенадцатилетняя Чарли улыбается своему отражению и, наконец, убирает школьную форму в шкаф. Воспоминания произвели умиротворяющий эффект: в конце концов, даже если все изменилось, меняется или изменится, память способна стать пристанищем, там всегда есть уголок, хранящий тепло родного дома.
Чуть приоткрыв окно, Шарлотта впускает в комнату свежий утренний воздух, приносящий запах жасмина, сплошь усыпанные белоснежными цветками кусты которого раскинулись прямо под окнами. Жасмина на территории поместья предостаточно, но именно этот куст – особенный. Он всегда зацветал примерно за неделю до приезда Рея из школы. В детстве Мальсибер была убеждена, что он цветет специально для брата. И всегда с особым нетерпением ждала, когда раскроются нежные цветы, наполняя воздух сладковатым запахом, возвещающим скорый приезд Хогварст-экспресса.
Теперь он, наверное, цветет для меня…
Чарли в задумчивости оглядывает внутренний дворик и те самые кусты, являющиеся источником благоухания, и неожиданно для себя разгадывает одну из самых интригующих загадок своего детства. Все просто – окна их с братом комнат выходят на одну сторону, просто она никогда не придавала этому значения. Может быть и хорошо – тривиальные ответы скучны, гораздо интереснее верить в чудо.
Вот почему ты тогда появился так вовремя, должно быть, просто удачно выглянул в окно…

----------------------------------------------
Чарли прячется за кустом жасмина, стараясь не попасться на глаза матери, как раз завершающей последние приготовления к приему гостей, который на этот раз решили частично переместить на свежий воздух – на удивление нежаркая для июля погода вполне к этому располагает.
Лотта все приемы в доме делит на две категории: на одних гувернантка присутствует, на других – нет. Первые по обыкновению подразумевают большее количество народа, наличие ребят, с которыми можно поиграть, и отсутствие тягостного ожидания до начала действа. Вторые – скучные и больше для взрослых, играть на них не с кем, и вообще лучше лишний раз не высовываться, потому как папа крайне недоволен, если что-то вдруг идет не так. Для вторых гувернантка всегда одевает и заплетает ее заранее – примерно за час – а потом сразу покидает поместье, возвращаясь, загадочным образом, как только уходят гости. Единственный неоспоримый плюс приемов второго типа – их меньшая продолжительность.
Сегодня намечается именно такой прием. Вот только гувернантка, видимо, закончила с приготовлениями слишком рано, во всяком случае, Лотте показалось, что она уже вечность сидит в своей комнате. Девочка уже вдоволь покрутилась перед зеркалом, наблюдая за «полетом» купола бледно-голубого платья и рассматривая уложенные в низкую прическу волосы. Наряжаться ей нравилось. Ждать – нет.
В конце концов, она решила спуститься вниз – посмотреть на приготовления. Тихонько, чтобы ее не заметили. Она иногда так делала, обычно успешно – пятилетке легко затеряться в большом доме. Но сегодня удача от нее отвернулась.
Успешно выбравшись из дома, Чарли была застигнута врасплох на дорожке, ведущей во внутренний дворик. Услышав шаги, она запаниковала, запнулась и упала, стукнувшись коленкой. Больно не было, но на белоснежных колготках теперь красовалось зеленое травяное пятно. Платье, к счастью, не пострадало, но показываться маме теперь было еще более нежелательно, чем минуту назад, когда ее внешний вид был безукоризненным. Поэтому Чарли юркнула за жасминовый куст и притаилась.
И сидела за ним уже около десяти минут, начиная подозревать, что Антея никуда уходить не планирует. А значит, пробраться в свою комнату нет решительно никакой возможности. Да и какой толк – внешний вид уже безнадежно испорчен (ветви жасмина уже внесли свои коррективы в ее прическу, и не сказать, чтобы в лучшую сторону), а, значит, ей теперь точно влетит.

Отредактировано Charlotte Mulciber (2020-10-12 23:59:31)

[indent] Даже тот факт, что девочке не терпится получить от брата разрешение и умчаться наверх, чтобы покрасоваться перед зеркалом еще немного, пока есть такая возможность, не делает ее невосприимчивой к окружающему, так что слова портного не проходят мимо нее. 
[indent] – Я уже волшебница, – тут же отзывается девчонка, временно переключая внимание на пожилого (по ее меркам, конечно же) волшебника, готовящегося исчезнуть в камине, чтобы вернуться через пару часов для работы теперь уже с ней самой. И это, быть может, и прозвучало бы резко, если бы не улыбка – бесспорно, она волшебница от рождения, но в ее намерения не входило указывать на этот факт неожиданному собеседнику, просто совсем недавно в ней, наконец, проснулась магия, что без сомнения окрыляет. Вот и сейчас мысли ребенка стремительно уносятся к воспоминаниям о спонтанных проявлениях ее магической сущности, которые ей пока совершенно не удается контролировать, – Просто нужно еще подучиться, – подумав, серьезно добавляет Лотта, подводя итог размышлениям о собственных магических способностях, чем то ли умиляет, то ли забавляет гостя. Мужчина, хохотнув, исчезает в камине, не забыв пожелать ей успеха на этом пути, а Лотта, наконец, может перейти к решению вопроса, ради которого появилась в гостиной.
  [indent] И вот, вопрос задан. Казалось бы, достаточно простой вопрос. Вот только Рейнард не спешит давать на него ответ. Сначала предсказуемо указывает на тот факт, что спрашивать следовало раньше, заставляя сестру смущенно опустить взгляд, а ее щеки вспыхнуть легким румянцем, а после и вовсе касается вопроса ее внешнего вида, не меняя при этом общей тональности разговора.
[indent] – Почему? Тебе же идет.. – в ее голосе совсем не слышится отголосков обиды или даже огорчения, только совершенно искреннее непонимание. Все говорят, что они с братом похожи. И никто не ставит под сомнение, что Рею зеленый цвет идет. Так почему же ей он должен быть не к лицу? В логике Лотте, несмотря на нежный возраст, не откажешь. Это ее и спасает: первое, что приходит в голову – бросающееся в глаза несоответствие, а мысли более удручающие (ей же, минуточку, семь лет предстоит прожить в форме, цвет которой ее не красит!) просто не успевают испортить ей настроение. Ведь из уст брата уже звучат слова куда более приятные – разрешающие. Интонации, конечно, о радости говорящего едва ли сигнализируют, но это же Рей. Теплые нотки в его голосе – лимитированная коллекция как гирлянды от «Вандер Индастрис», задорным миганием «отыгрывающие» Jingle Bells и еще пару узнаваемых мелодий, что стали предметом тайной любви юной Мальсибер прошлой зимой, когда появились в качестве рождественского украшения одной из витрин в Косом Переулке. «Бегунок» редко выходит за пределы «холодной зоны» (во всяком случае, не в отношении Лотты), так что девочка реагирует на тон голоса брата разве что, когда отметка на шкале приближается к критическому «мороз». То есть не сегодня.
[indent] – Спасибо, – девочка порывисто обнимает брата, также порывисто отстраняясь через пару секунд – что-то ей подсказывает, что объятья Рейнарду не нравятся как явление, так что она старается не злоупотреблять. И, видимо, слишком уж поспешив в своем стремлении не переусердствовать, девочка путается в полах мантии и, оступившись, теряет равновесие, имея все шансы близко «познакомиться» со стеклянным журнальным столиком, столь неудачно оказавшимся поблизости.

----------------------------------------------------------------------------

[indent] Занятно, зеленую форму ей так и не удалось надеть официально. Хотел Рейнард того или нет, но он оказался прав. В некотором роде. Синяя с бронзой мантия, занявшая законное место в ее шкафу, тому подтверждение.

----------------------------------------------------------------------------

[indent] Лотта, увлеченная наблюдением за мамой в попытке усмотреть возможность безопасно покинуть убежище, ну совсем не ожидает, что рядом кто-то появится. Голос в непосредственной близости заставляет ее вздрогнуть от неожиданности и отступить на шаг (хорошо, хоть не вскрикнуть!), так что страховка в виде любезно подставленных рук оказывается совсем не лишней. Требуется несколько секунд, чтобы мозг обработал информацию, и дал сигнал расслабиться, идентифицировав обладателя голоса.
[indent] – Рей, - радостно улыбается девочка, разворачиваясь к брату лицом. Куст, явно неравнодушный к ее волосам, тянет из прически очередную прядь. Девочка, хмурясь, освобождает волосы из плена, и удрученно вздыхает. Улыбка сходит с детского лица также быстро, как появилась на нем, – Ничего, – запоздало реагирует Лотта на заданный ранее вопрос и, чуть отстранившись, вытягивает вперед «пострадавшую» ногу с зеленеющим пятном на коленке, для полноты картины указывая на причину игры в прятки обеими руками, – Вот, – будто бы это все объясняет.
[indent] В ее взгляде, который она переводит с пятна на брата, светится робкая надежда, что тот поможет все исправить, ведь в одиночку ей никак не проскользнуть мимо бдительной матери. Не случайно же он так вовремя оказался рядом, правда?

----------------------------------------------------------------------------

[indent] Воспоминания – вещь увлекательная и, безусловно, затягивающая. В них есть что-то сродни попытки, дергая за нитку, притянуть к себе ускользающий клубок – клубок ближе не становится, а нитка лишь «уводит» все дальше в закоулки памяти, отстраняя реальность на периферию.
[indent] Чарли не совсем уверена сколько времени провела, глядя на белые цветы под окном, наслаждаясь ласкающей прохладой утреннего ветерка, прежде чем покинуть комнату, повинуясь настойчивому зову желудка. Весь ее рацион накануне состоял из перекусов во время незапланированного путешествия – завтраком она благополучно пренебрегла (какой завтрак, когда они с девчонками за ночь съели недельную норму сладостей?), а домой попала уже поздновато для ужина, да и, откровенно говоря, будучи вполне «сытой» впечатлениями и к тому же слишком уставшей, чтобы есть. Но сейчас она вполне себе отдохнула, да и волнение уже достаточно улеглось, так что чувство голода предсказуемо дает о себе знать. Так что девочка принимает волевое решение выбраться из «убежища» – в конце концов, прятаться от брата бесконечно все равно не выйдет.
[indent] Проходя мимо двери Рея, Чарли в задумчивости замедляется, а после и вовсе останавливается, размышляя, не стоит ли постучать. Опять же, избегать его все равно не выйдет, так не лучше ли избавиться от неловкости сейчас. К тому же она слышит, что он проснулся.
[indent] Лет до четырех она нередко влетала в комнату брата вообще без стука, уверенная, что желание увидеть его является достаточным основанием, чтобы войти. Приучить девочку стучать у Антеи вышло где-то к пятилетию, до этого женщина с переменным успехом пресекала эти порывы, по возможности останавливая ее у дверей чужой спальни.
[indent] В пять Шарлотта придумала свой собственный «тайный» стук и настолько увлеклась им, что некоторое время с оповещением о ее приходе не возникало никаких проблем. Правда, разрешения войти девочка дожидалась отнюдь не всегда. Этот навык сформировался позже, опять же не без участия матери.
[indent] Мальсибер, повинуясь порыву, протягивает руку, чтобы воспроизвести их фирменный стук, но останавливается так и не коснувшись деревянной поверхности костяшками пальцев, настигнутая следующей волной воспоминаний.
[indent] Век стука был недолгим. К ее восьмилетию в нем отпала необходимость. Рей год от года все больше времени проводил в собственной комнате, а Антея все чаще говорила, чтобы Чарли не надоедала брату и дождалась, когда тот спустится сам. Спускался, к слову, Рей год от года все реже, больше по настоянию взрослых.
[indent] Воспоминания отрезвляют, заставляя вспомнить, что она планировала не лезть к брату без надобности. Сейчас надобности нет – с завтраком она вполне справится без его участия. Так что Чарли опускает руку, порывисто разворачивается и стремительно шагает в сторону лестницы, злясь на себя за навеянную теплыми воспоминаниями слабость.

Отредактировано Charlotte Mulciber (2020-12-31 05:59:29)