Дорогая мама.

Спасибо за заботу, здесь и правда немного холоднее, чем у нас в Англии, но мне нравится. Все-таки, мне кажется, холод - это для меня. Впрочем, меня подогревают питомцы. Хорошо, наверное, что я не жирненький и кушать меня не очень приятно. Шучу.
Мне не хочется возвращаться обратно, мне пока хочется пожить здесь, вдали от того дома, от школьной жизни, но я обязательно постараюсь приехать на какой-то из праздников.

Рейнард.

Рейнард ужасно не любил писать эти письма, поэтому они казались, вероятно, какими-то измученными, сухими, неинтересными. Он не рассказывал в подробностях о том, что с ним произошло за день, иногда успокаивал, что его никто не укусил, не подпалил, и он не замерзает. Он не привык к тому, что о нем заботятся, да и казалось ему слегка, что и мама делает это чисто формально. Когда рей уезжал, то мама еще только привыкала к тому, что у нее есть сын, и она обижена, наверное, что он взял и уехал, не посвятил ей хотя бы год. Рей уехал, потому что он не готов был жить  в доме без отца, да еще и с мачехой, а тут еще и работу предложили интересную, хотя нет - он сам ее выискал, да еще и подальше от Англии и Лондона.
Он бежал и от матери тоже. Как странно, он столько лет ждал, жил этими ожиданиями, а как только она появилась, чего-то испугался. О, об этих страхах периодически в письмах писала ему Алекс, но если маме он отвечал, пусть и сухо, то письма Алекс у него просто складывались в стол. Он даже не сразу их распечатывал, под настроение, потому что она всегда на него там ругалась, или обязательно напишет что-то язвительное. Ему не хотелось ни с кем ни чем делиться, вот он и не расписывал огромные пергаменты. Зато он написал Алекс, что возвращается в Англию и, возможно, навсегда. Скорее это было даже нытье, чем сообщение. Вот она - школьная привычка: Рей ноет, Алекс язвит.
Возвращение было не из самых приятных, потому что получить опекунство над ребенком вообще никак не прельщало Рея. Ее ж надо воспитывать, следить за ее здоровьем, за учебой, за жизнью, в конце концов, а что мог Рей?Да, ничего, да и в Англии у него работы толком нет.
Он не предупредил маму о том, что он приехал, вернулся, чтобы она не волновалась лишний раз, чтобы не переживала. Ему представлялось, что она будет его ждать, а вдруг он не сможет приехать именно в тот день?Конечно, он вернулся в свой дом, в этот большой и уже пустой дом. Он прошелся по комнатам, во многих были раскиданы вещи, а домовики еще ждали указаний, чтобы убраться. Вот именно этим Рей и занялся - раздавал указания, смотрел на дом с новой точки зрения - наверное, его надо будет переобустроить, и он даже подумал, что хотел бы изменить, а потом вдруг решил, что дождется сестру, с которой и поговорит на эту тему. Нужен ли им вообще такой большой дом?
У Рея есть другая семья, и даже Мартин стал ему за те полгода роднее многих, но это Рей в большей степени объяснял тем, что тот копался в его мозгах, но теперь у него этого не получится сделать просто так. Собственно, с Мартином он и хотел поговорить, посоветоваться, спросить, куда можно устроиться работать, куда лучше пойти и к кому обратиться.
Он оттягивал этот момент подсознательно, но трансгрессировал недалеко от дома, где жила его мама и ее супруг. Алекс выклевала ему мозг, чтобы он не забыл привезти чего-нибудь в подарок, потому что он, такой засранец, последние два года не приезжал домой на праздники, ограничивался посылками. Бессовестное он существо, кажется. И чтобы не огрести потом он этой гриффиндорской тушки, он насобирал маме коробочку со всякими драконьими лечебными ингредиентами, правда он честно собирал их сам.
Он постучал в дверь, совершенно не знаю, кто ему откроет. Скорее всего - Мартин, если он дома,  как аврор, который всегда начеку. И он не ошибся, на пороге стоял Мартин.
-Привет, - Рей улыбнулся. - Я должен был предупредить, но Мунни взбесился и не захотел выбираться из дому, - отчасти это было правдой, потому что Мунни, его маленький филин, не любил трансгрессии, порталы, вообще подобные перемещения, в в последнее время он еще и меж странами летал, чтобы доставить письма от Рея к Алекс и обратно, поэтому он сидел надутый и не двигался. С другой стороны, Рей и не собирался предупреждать, не подумал сразу.

Ванда сидела на диване в гостиной и со всем присущим ей усердием старалась сосредоточится на открытой книге перед ней. Строчки расплывались перед глазами, мысли путались, она читала одно и тоже предложение в который раз и совершенно не понимала смысла. Ее охватила непонятная тревога, но она упорно старалась не подавать виду, чтобы не дай Мерлин, не насторожить сидящего с ней рядом Мартина. У него нечасто выдавались спокойные дни, и она ни в коем случае не хотела потревожить его спокойствие.
Ей бы хотелось сказать, что она уже привыкла к своим внезапным приступам тревожности, но это было не так. Колкий страх и липкое отчаяние охватывали ее совершенно неожиданно, словно бы пытаясь нагнать все то время, когда она жила в неведении о своем прошлом и отомстить ей за ее беззаботность. Не испытала панику, когда это было необходимо, будь добра плати процент сверху.
Резкий звук стремительно прорезал пространство и неприятно ударил по барабанным перепонкам. Ванда скривилась и встревоженно посмотрела на Мартина. В отголосках утихающего звукового сигнала ей слышались противные злорадные смешки. Секунда и Мартин уже у двери, палочка зажата в руке, плечи расправлены, губы плотно сжаты. Ее всегда восхищали эти мгновенные трансформации, не успеешь моргнуть и Мартин-бравый-аврор уже не страже. Она подозревала, что секрет был в том, что он никогда по-настоящему не расслаблялся.
Новость о госте ее сперва раздосадовала и огорчила – у нее не было настроения играть примерную хранительницу очага. Но когда вслед за Мартином в гостиную вошел Рей все предыдущие эмоции перекрыло чистое и неподдельное изумление. Они не виделись целых два года: Рей, как и стоило ожидать, возмужал, взгляд стал увереннее и, совсем немного, теплее. Она быстро осмотрела открытые участки кожи на предмет шрамов и следов от ожогов, но, на удивление, взгляду было не за что зацепиться. Чистое везение, в рассудительность Рея она верила с трудом.
— Рей, - только и сказал она, чисто констатируя факт и оттого слишком сухо. Она быстро спохватилась и, улыбнувшись, продолжила:
— Каким судьбами? Почему не предупредил? А вдруг бы нас не было дома?
Она продолжила улыбаться, чтобы смягчить невольный допрос, но подходить ближе не спешила. Она давно для себя решила не давить на него и не строить из себя идеальную новообретенную мамочку. Он не маленький мальчик, она не вспоминала о нем большую часть его жизни. К чему притворства?
Им обоим нужно было время привыкнуть к самому факту существования друг друга и она уважала его решение следовать за своей мечтой, даже если для этого требовалось переехать в другую страну и буквально выстроить перед собой стену из драконов. В письмах выражать свои чувства было легче, было достаточно времени для продумывания ответа и расстановки акцентов. Иногда она переписывала письма по несколько раз, думая, что какая-нибудь история Рею покажется бессмысленной или откровенно скучной. Рей всегда отвечал вежливо и, по возможности, открыто, но чувствовалось, что он соблюдал незримую дистанцию. Он и сам напоминал ей его любимых питомцев. Держаться с ним нужно спокойно и обходительно, допустишь промашку раз – запомнит на всю жизнь.
Тем более удивительным ей показался факт такого неожиданного визита. Хотя может быть это и к лучшему – она бы от волнения точно довела бы себя до нервного срыва, а так просто легкий испуг.
Ванда задалась вопросом одной ли ей внезапно стало неловко, как будто начался акт в театральной постановке, а их забыли предупредить. Поборов стеснение она все-таки подошла и осторожно обняла Рея, надеясь, что все делает правильно.
— Рада тебя видеть, - сказала она. — Пойдем на кухню? – предложила она, оборачиваясь к мужу. – Там ты и расскажешь нам про свои приключения, - она тепло улыбнулась сыну и мягко подтолкнула его по направлению к нужной двери.

Кроткие объятия бывают куда важнее и нужнее, чем эти пресловутые признания в вечной любви, длинные письма с тоскующим нытьем о том, как по тебе скучают и как хотят видеть. Рей не приучен был получать подобное, за всю его жизнь вне дома отец никогда не писал ему чего-то по-настоящему доброго и приятного, Антея - тем более. Выходя из Хогвартс-экспресса на вокзале, он не бежал к отцу с криками, что он чему-то научился, что ему хочется на следующий год обязательно попасть в команду по квиддичу - он спокойно шел к родителям, которые так же спокойно стояли на другом конце перрона и ждали его, и только Чарли вырывает свою руку от материной и бежит к Рею. Глаза Рея округлились, и он не знал даже как реагировать, взгляд соприкоснулся с взглядом отца, и даже на далеком расстоянии Рей заметил, как губы искривились в едва приметной улыбке одобрения - можно было одной рукой приобнять Чарли. Хоть кто-то рад был его видеть. Он ничего не отвечал на миллион сыпавшихся из нее вопросов, она держалась за его рукав, а путь до родителей был долог. А стоило бы успеть с ней поговорить хотя бы там, пока никто-никто не слышит их.
     Стоило бы ответить маме более теплыми объятиями, пока никто-никто не видит, но его тонкие холодные пальцы лишь соприкоснулись с ее горячими и мягкими. Иногда он выковыривал из головы те воспоминания, по которым бродил еще Мартин, где ее пальцы терялись в его волосах, которые были длиннее, мягче, прилипали ко всему подряд, часто от них летали искры и Рей думал, что это и есть волшебство, но мама посмеивалась. Порой он боялся, что это и не воспоминания, а плод его фантазии, впрочем, у мамы и того не было. А нет воспоминания - нет чувств. Он осознавал, что какой бы она ни была ему матерью, она все равно не такая, как другие матери - она не пережила с ним столько событий в его жизни, а рассказать было слишком долго, сложно, да и вряд ли интересно. Потому он и не ожидал от нее ничего более дельного, чем дежурная фраза о том, что он обязательно справится. Так поддерживают тех, для кого невозможно найти слов, когда ты совершенно не знаешь человека, не знаешь, на что он способен и способен ли. Впрочем, Рей тут же вспомнит Алекс, ее интонацию, с которой она обязательно сказала бы, что это он сам виноват в этом и пошлет его ко всем чертям собачьим.
     - У меня нет выбора, - он усмехнулся маминым словам, но ее вопрос заставил убрать эту ухмылку с лица. Он боится не ответственности. В конце концов у них всегда были младшие курсы, и пусть Рей не был старостой школы или курса, он все равно прекрасно знал, как управлять малявками, они его боялись и слушались. Правда, по большей части потому, что он Мальсибер, а тут Чарли - тоже Мальсибер. И он ее боится.
     - Она в школе, - пожал он плечами. Ей вот-вот надо было возвращаться из школы, - и я даже не знаю, сказали ли ей про мать, - Рей никогда не называть жену своего отца мамой, мачехой или даже Антеей, хотя часто отец просил его, но именно в этом - никогда не давил. Мать - её мать - и этого было достаточно. - Ну..Чарли мне писала, - Рею стало неловко, но зато он мог оправдаться перед собственной мамой, что он не писал не только ей. - Но я никому не отвечал, - вздохнул ей, - хотя маме он отвечал, просто односложно и не так распространенно, как ей, может быть, хотелось. Словом - этому его не научили. - Ни-ка-ких у меня нет с ней отношений, - он взъерошил волосы. - Но с этим я как-то разберусь, - он тряхнул головой, словно бы выкидывая ненужные мысли оттуда. - Мне помощь Мартина нужна с работой.