HP Luminary

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » Searching for a new high, high as the sun


Searching for a new high, high as the sun

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

http://sh.uploads.ru/t/7BsXM.gif

Действующие лица: Titus Urquart & Desmond Zabini

Место действия: кабаре Тайти

Время действия: конец осени 2022

Описание: This is what it feels like when you become one of the drunks
Деловые разговоры вперемешку с хорошей выпивкой

Предупреждения: -

Отредактировано Titus Urquart (2018-10-14 00:27:23)

+3

2

И все же он красив. Признай. Галантен. Уверен в себе.
Забини скучающе опустил веки. Он с интересом и холодным весельем смотрел на дам. Изысканных и не очень. Все они хотели выглядеть желанными и - что главное! - недоступными. У кого-то получалось лучше. У кого-то хуже. Они играли роль несмотря на все недостатки, в которых - это знал каждый - нельзя признаваться. Но всех их можно было купить. Они может и были недоступными, но на шее каждой из них висел ценник. Их недоступность измерялась лишь бриллиантовым блеском. Он красиво отражался в их мокрых глазах осколком света.
Безымянная брюнетка прошла в манящей досягаемости. Ему нравились такие движения - плавные, неземные, неуязвимые. Она легким движением руки откинула волосы назад, рассыпавшиеся чёрной волной по обнаженной спине, скрывая тонкую линию позвоночника. На руке жидким серебром сверкнули тонкие часики. Вместо цифр точки.  Стрелка плавно скользит по циферблату без приступов дрожи. Забини улыбнулся. Грация - спутница безразличия.
Дезмонд не привык тратить время впустую. Оно двигалось на шарнирах и не поддавалось законам. Даже своим.
Как он попал в аврорат? Многие знают. Но мало кто знает правду. Сама правда не всегда узнает себя в зеркале. Старая, дряхлая, уродливая. Поэтому люди предпочитают лгать. Это красиво.
Винил ли Дезмонд во всем, что теперь происходило, отца и бабушку? Нет. Больше нет. Сейчас все прозрачно и конструктивно, они делали то, что считали - любой бы считал - разумным. Они просто не знали ничего лучшего. Или знали, просто Дезмонд не заслужил лучшего. Тогда не заслужил.
Хотелось рассмеяться, словно его будущее  - нелепая шутка. В груди образовалась дыра. Её никак не получалось заполнить. Со временем он оставил это. Пустое и скучное.
Он стал безразличным и ироничным. Точнее... ещё более. И встретил Тайтуса.
Так все и началось. Когда именно? Сложно сказать. Начало всегда внезапно и до вульгарного коварно. Шепчет неузнанным, крадётся в тени, щурясь, чтобы его не заприметили. Ехидно расплывается в полумесяце ухмылки. А после набрасывается. Как уличный кот на голубиную стаю. Всех не поймает, но перья точно вырвет.
Солнце давно потеряло высоту. К зиме ему тяжелее парить в небе. Небосвод становится слишком жидким - тому подтверждение перманентные дожди - и светило соскальзывает за горизонт. Тепло вязнет в чем-то липком и смолистом, а после догорает на закате алым.
Красным - цвета бычьей крови - было платье танцовщицы. За её убранными волосами алел большой цветок. Её партнёр - в черном - облачен в костюм. Волосы блестели, будто лакированные. Музыка прерывистая, как возбужденное дыхание. Страстная. Яркая. Танец - поединок. Лица плотоядные, взгляд пожирает. Норовят укусить друг друга. Бык нацелил рога, устремившись вперёд. Раздались аплодисменты. Танцоры профессионалы, но оба казались ранеными.
Забини перевёл взгляд к Уркхарту. С ним всегда хотелось говорить о большем, но это было бы ошибкой. Он не был приятен Дезмонду. Но и неприятен тоже не был. Они были похожи. Это и отдаляло.
Тай никогда не станет ручным. Им нельзя управлять. А ещё он лицемер с амбициями. Это тоже минус. Мелкая кровожадная тварь. Их не стоит бояться, но и недооценивать тоже не стоит. Лучше посадить в террариум и с удовольствием наблюдать. Можно показывать гостям. Гости любят тигров на цепях и голодных пираний в аквариуме. Это зрелище тормошит скучающее нутро.
- Если я буду инвестировать, - Забини употреблял "когда" лишь в том случае, если выгода была очевидна. В противном случае он позволял себе такую роскошь, как оставить след неопределенности. - Мне понадобятся данные о динамике развития. Если есть горизонталь - говори сразу. Не хочу тратить время на это. И ещё нужна доходность за месяц в процентах от изначального депозита, - аврор прокрутил в пальцах чёрный паркер, сверкнувший металлическим блеском, - как давно работает это, - Забини скептически осмотрелся, словно пытаясь подобрать точное описание, - заведение?
Обычно он не вкладывался в подобный бизнес. Это было рискованное предприятие. Любое вложение - риск. Но такое - тем более.
Дезмонд не боялся потерять. Он отдавал не последнее. Все это - игра. Аврор и сам не до конца понимал свои мотивы. Вернее, не хотел признавать, что такая предательская идея сумела пустить корни в его сознании. А Забини очень сложен в этом понимании. Нащупает цель и не сможет оторваться. Даже понимая, что это не признают другие. Даже не признавая это рациональным сам. Это как жажда. Её не утолить, пока не выпьешь.

Стекло террариума тускло блестело. Коробочка была небольшая. Может быть тридцать на тридцать, сейчас уже не вспомнишь. В ней тонким слоем покоился грунт из толстых опилок какого-то тропического дерева, а в центре, словно в припадках одержимого, выкручивалась коряга. В квадратных сантиметрах покоилось два птицееда. Так могло показаться. На самом деле паучиха только пережила линьку и теперь казалась светлой и мягкой. Как пузико поросёнка. Уязвимая и новорожденная. Дезмонд любил кормить её шипящими тараканами, сверчками и личинками. А однажды скормил воробья, которого поймал для неё. Пташка оказалась слишком большой и начала разлагаться. Паучиха отравилась трупным ядом и сдохла. Обидно. Бабушка обещала, что птицеед проживёт три десятка, а вышло всего три месяца. Не то чтобы бабушка хотела обмануть, но верить взрослым Дезмонд стал меньше. В последствии он вообще заметил, что все хотят его переделать. Отец, Бабушка, учителя, аврорат. Такое было хобби у взрослых. Словно не знали чем себя занять.
Дезмонд не жалел паучиху. Он не придумал ей имя. Для него она была членистоногой фигуркой. Плотоядной и забавной. Однажды она укусила его. Или ужалила. Смерть от трупного яда - лучшее, что её ожидало. Могло быть куда хуже. Тридцать лет жизнь у Забини.

Дезмонд медленно облизнулся, изучающе взглянув на коллегу скучающим взглядом. Не то чтобы ему было скучно. Просто он привык так смотреть. Безучастливо и равнодушно. Он редко показывал интерес. Тяжело показывать то, чего нет. Забини не был иллюзионистом. Или был?
Он снова хотел подкинуть пауку пташку. Не потому, что надеялся, что в этот раз повезёт, а потому что рассчитывал, что все будет как и всегда. Исключения из правил - не всегда приятная неожиданность.

+4

3

Тысяча и одна маска висят перед ним, но если присмотреться - нет ничего, кроме отражения в зеркале. За Тайти голая стена, перед ним - увешанная гирляндами стеклянно-ртутная гладь. Он сам здесь и сейчас - не больше, чем часть этой глади, блаженной в своём фальшивом спокойствии. По лицу скользит улыбка, полная коварства, но она в этот же миг абсолютно сменяется слегка аскетичной небрежностью. Урхкарт меняет выражения лица, как иные люди - перчатки, ему не нужно тратить ни малейших сил на то, чтобы небрежно сдернуть одно и натянуть новое, при этом не испытывая на самом деле абсолютно ничего - а разве был бы нормальным человек, испытывающий сильные эмоции при работе с настолько простым инструментом, как перчатки?
Музыка. Тайти слышит музыку, что захватывает его куда больше той, звучащей со сцены, где сейчас идёт номер, что для него по степени отзывчивости находится где-то на уровне средней температуры по залу - комнатной, пусть здесь и душновато. Душно и скучно, пожалуй так. Дешевые представления британских артистов, которые перебивались небольшим откатом с общей выгоды для заведения, не имели никакой ценности. Чёрт, в своей юности Уркхарт повидал тех, кто попросту болел тем, что делал, думая о прибыли в последнюю очередь - лишь для того, чтобы была возможность поесть, тем самым набравшись сил на грядущие деяния, кто жил на сцене. Его любимую актрису, правда, потом собирались закрыть с перешедшей в острую форму шизофренией... Но оно того стоило, ах, Мерлин, как она играла! И как играл на сцене сам Тайтус, смеясь и проживая каждую роль, пусть и второстепенную в силу его неопытности и достаточно юного возраста. Те времена давно прошли, и возвращаться в Америку из-за этого не хочется, да вообще не из-за чего не хочется, правда если честно, иногда американец в нём скучал по открытости и лёгкой расхлябанности местных жителей, которой так не хватало чопорным британцам. На воплощение чопорности Уркхарт сейчас поглядывал лукаво сквозь покрытое сладкими жирными разводами стекло бокала, в котором плескалось золотистое шипучее вино. Если задуматься, они в чём-то даже похожи, нет? Они оба знают, чего хотят от жизни, и добиваются этих целей, будучи готовыми, если что, идти напролом. А ещё они оба чистокровные, и в данном случае это уже немало. Было что-то ещё, но... Если честно, настроения оценивать это в данный миг у Тайтуса не было, и про себя он считал Дезмонда Забини не настолько важной фигурой, чтобы каждую свободную минуту своего существования занимать попыткой расшифровать его мотивы, распознать, что в нём настоящее, а что напускное, и почему итальянский горячий мужчина на деле оказывается далеко не таким, как стереотипно подумывал об этом Персиваль. Хотя да, он хорош, безусловно хорош, но его бы расколоть, как орех, найдя для этого свободное время. С ним забавно зато притворяться, пускать пыль в глаза - не надеясь первоначально на что-нибудь серьёзное. Несколько лет же вместе работали в аврорате плечом к плечу, а затем ещё и вдруг на собрании Альянса встретились, и вот тут и зажегся где-то внутри не горящий до сих пор огонёк интереса и надежды - а вдруг из их сотрудничества что-нибудь получится? Правда, из Дезмонда искренность по-прежнему выжимать почти не получается - итальянец явно чувствует подделку, что-то искусственное в простачке Перси, да и член альянса Тайтус заставляет его быть осторожным. Пусть не опасается, только находится в преддверии этого, да - и знает, что Тайти следит за ним, за каждым его шагом, и знает, что получив право уже тем, что Забини до сих пор не высказал надоедливому америкашке всё, что о нём думает, обязательно им воспользуется, если появится такая возможность. Игра, в которой правила обговорены не были, но всё и так слишком очевидно, чтобы останавливаться на этом. Молчать о том, что его самого несколько напрягает Забини - безусловно, умный и достаточно хитрый коллега по игре, - и улыбаться, делая вид, что всё в порядке, продолжая эту партию.
Чёрт, и всё-таки сидящий напротив итальянец был куда интереснее происходящего на сцене, а потому притягивал взгляд. Сейчас Персиваль всё-таки невольно поймал себя на мысли о том, что наверняка ведь не знает о Дезмонде даже половины. Чем тот живёт? Чем он "дышит"? Каково это, оказаться в его шкуре? Вещи, до сих пор его не интересовавшие, вдруг стали значительно важными, словно их обмазали афродизиаком. Но слабой версией афродизиака была обмазана шея Уркхарта, и было слегка сбрызнуто на рубашку, источая тонкий приятный аромат. Какой - Тайти не знал, хотя ему безусловно оказалась именно в этот миг интересна чужая амортенция. Почему Дезмонд вдруг согласился попасть к нему в кабаре, именно сейчас? Тайти ведь приглашал его очень давно, ещё до Альянса даже, стремясь со всеми передружиться в принципе, чтобы подобраться к ним ближе, узнать все их тайны и воспользоваться ими при надобности. Только если какая-нибудь створка не хотела раскрываться, обнажая жемчужину, глубже за ней Урхкарт до сих пор нырять не хотел. Но здесь и сейчас, в своём-то кабаре, на миг он ощутил себя почти неуютно - может быть, зря не хотел? Ему бы понадобилась хоть какая-нибудь тайна Забини в рукаве. Но раз уж её не было - кажется, время отдавать собственные мелкие карты, ничего не стоит разменяться на такую ерунду, как...
- Семь лет. - Выдыхает тихо, чуть надсадно, перед этим моргая так, будто Дезмонда совсем не слушал, думая о чём-то своём. На самом же деле - слушал и очень внимательно, потому что ему это важно, при этом мысленно прокручивая в голове то и дело слегка недовольное "Да что ты несёшь, будто Это важно". Впрочем, он же сам ещё не сказал, что здесь важно, так ведь? Но говорить не слишком удобно, нужно продвигаться на ощупь, нужно хотя бы понять, с чего начинать. - С документацией обратись к моему брату, он немного занят, но скоро должен подойти. Он лучше меня разбирается в терминах, я же простой... - Наклоняется ниже, ближе к Дезмонду, хватаясь пальцами за края стола - так, будто сейчас скажет нечто запретное. - ...служитель закона. - Подмигивает Дезу и улыбается задорно, выпрямляясь и разворачиваясь на стуле к официантке, делая приманивающий жест, и выглядя уже так, словно бодр, свеж и находится навеселе, однако ещё несколько назад демонстрировал несколько другое. - Милая, а принеси-ка нам, чтобы сгладить ожидание, что-нибудь интереснее. Как насчёт... - Оценивающе взглядывает на Дезмонда, чуть щурясь, и глубоко вдыхая носом, чуть расширив ноздри - черт, ему бы правда понимать больше чужую амортенцию, да и вообще, когда людно, запахов здесь слишком много, не сосредоточиться ни на одном. Мишура, пот, выпивка... Сбивающая с толку какофония. - Подожди секунду, Дейзи. - Улыбается официантке, и снова наклоняется слегка к Дезу:
- Я не спрашивал тебя до сих пор... Как ты относишься к алкогольным играм? Слышал что-нибудь про бирпонг? Кроме музыки тебя пока удивить нечем, алкоголь тут - как и везде в глубоко приличных заведениях, качественный и дорогой, но не думаю, что ты не искушен в этом плане, а тут и развлечение будет. - Улыбается одновременно и приглашающе, и почти с надеждой, делая вид, что ему неловко из-за того, что Салема вообще приходится ждать. На самом деле это почти так, но ведь Тайтус знал заранее, что брата не будет на месте, когда в очередной раз безнадежно зазывал к себе Дезмонда. По дороге придумал - и выставил основной идеей это желание, чтобы Дезмонд вложился в выгодное дело в виде его кабаре. На самом же деле если переговоры и вести - то уж на своей территории, чтобы чувствовать себя хозяином положения в любом случае. Кто знает, что скрывает за собой каждый работник сего заведения, даже каждый приглашенный танцор?..

+2

4

Семь лет. Для человека - фрагмент из жизни. Для идиота - насмешливая трата времени. Что значат семь лет для заведения? Многие вообще считают время прямолинейной материей. Словно бы оно всегда в движении. В бесконечном движении. На деле же между будущим, прошлым и настоящим не существует особой разницы. Все это иллюзия. Хоть и стойкая.
Забини скрупулезно скрывал под слоем вежливой участливости с пресными вкраплениями флегматизма разочаровывающе отсутствие интереса. Он видел рассеянность в призме карих глаз. Или видел то, что хотел показать Тайтус. Это было не столь важно. Главное - факты. На фактах продают, на ожиданиях покупают. Аксиома.
Он не знал наверняка, зачем здесь Уркхарт. Этот человек мог быть тут для чего угодно. С ним можно было рассматривать диапазоны от стальной рациональности до убого безумия. Такой расклад всегда настораживал. Как и его поведение. В Альянс не попадают те, кем он любил казаться. Те, чью маску он примерял. А Дезмонд был уверен, что это маска. Что под ней? Нужно было срезать лицо с черепа, чтобы увидеть суть. Но Забини не видел. То ли не содрал всю кожу с костей. Или не вырвал сердце из груди. Может на нем нацарапана истина.
Это тонкая наука. Подвешиваешь, но осторожно, чтобы не удушить. Главное - быстро перерезать артерии, чтобы вырвать сердце, и показать миру, как оно бьется в руке. Плачет рубиновым дождем. Тает по локтю горячей жизнью. Пачкает руки. Секреты в своем большинстве все грязные. Иначе зачем их прятать?
У Забини был секрет. И не один. Каждый из них он прятал не обглоданным скелетом в шкафу, не под замком в сундуке с бесконечным дном... а в клетке.
Он опустил взгляд к губам аврора. Они двигались. Из них, должно быть, струился лиричный хрипловатый шум. Но музыка так фривольно врывалась в монолог Тайтуса, что Дезмонд не различал, где начинаются слова, а где - ноты.
В этих клетках, как слова за зубами, он хранил секреты. Ни в сундуке, ни в шкафу не удержать силу, жаждущую утолять свой кровавый голод. У этой силы тощее тело, отмеченное язвами. Или глазами. Она смотрит пусто, скучно, костляво. Обгладывает коррозию с прутьев своей темницы. Забини не понимает, когда та стала таким уродливым монстром. Может что-то превратило ее в чудовище, а может она им была с самого начала. У чудовищ чудовищные секреты.
Проходя по потемкам своей души, аврор с задумчивой обреченностью смотрит на это уродливое торжество изломанных тел. Бездушно и скрупулезно считая, сколько еще экспонатов влезет в его копилку темных секретов...
Уркхарт, как прилив, как урчание котенка. Он наклоняется через стол. Ему хочется доверять. Хочется улыбнуться, чтобы он, конечно же, улыбнулся в ответ. Забини поднимает взгляд к его глазам с плавностью и неизбежностью восхода. За горизонтом вспыхивает золотое око солнца. Из-под век ледяная стужа. Дезмонд знает эту ложь. Она железным налетом прилипает к небу.
Служитель закона.
Забини едва сохраняет лицо. То ли презрение, то ли раздражение. На деле - это всего лишь примитивное бессилие. В этом признаться сложнее всего. Легче откусить себе язык, чем произнести такое. Хуже всего, что мыслям не нужен язык, чтобы кричать в голове. И они кричат.

Дождя не было. Но девушка шла с зонтом. Из-под него сквозил бледный кусок ее лица. Линия глаз. Изгиб губ. Она смотрела в книгу и улыбалась. Выдуманной истории выдуманных людей.
На скамейке в парке сидел студент в наушниках и пил энергетик. К нему подошел пожилой мужчина и спросил, помогает ли это? В глазах молодого человека читалось снисхождение. Все знают, что старики болтливы от того, что не могут найти слушателя. Он ответил, что это лучше не пить. И посоветовал цикорий. Мужчина улыбнулся и сказал, что возле его дома полно этих цветов. А после предложил парню подстричься и побриться, чтобы не быть похожим на еврея.
В конце аллеи стоял автобус. Двери открыты. Пустой салон. Словно выпотрошенная рыба. Из нутра доносился голос магнитолы. Мужчина с поставленным голосом утверждал, что по теории Хокинга вскоре появятся сверхлюди. Со сверхспособностями.
Дезмонд ухмыльнулся. Маглы, как муравьи вокруг которых нарисовали круг. Они носятся в области, которую не закрасили, не понимая, что нужно лишь переступить границу, которой нет. Они все время находятся так близко к истине. И так далеко. Некоторые муравьи, правда, находят в себе силы преодолеть инстинкт генетического идиотизма. Их называют маглорожденными волшебниками. Курицы, научившиеся летать.

Забини смотрит на официантку, слушая аврора, который раз отмечая как ему не подходит эта этикетка. И ему, пожалуй, тоже. От служителей закона должно исходить некое сияние преданности своему делу. Они должны быть готовы отдать свою плоть за правое дело. Душу нет. Зачем ее отдавать, если она и так принадлежит Министерству. И все-таки Дезмонд прекрасно воспитан преданности. Некоторые могут посчитать, что у него нет души. Может это и так. Но не потому, что ее никогда не было, а потому что он ее отдал. Чему? Вот хороший вопрос.
Все чаще Дезмонд сомневался, что знал чему посвятил себя, чему вручил скипетр своей преданности и державу души. А сейчас он смотрел на Уркхарта, и совершенно точно понимал, что ни черта не понимает. Иначе зачем приходить куда-то с лживыми намерениями, прикрывающими собственный немой вопрос, повисший в сознании. Забини не понимал для чего отбывает срок в кабаре. На сердце стучало время. Если уж не знаешь куда хочешь прийти, то стоит просто идти.
- Уклоняясь от игры, - аврор задумчиво опустил взгляд, пряча мысли под ресницами, - проигрываешь ее.
Никто не любил проигрывать. По крайней мере тот, кто себя уважает. Но в игре всегда есть победитель и проигравший. Игра, как жизнь. Или война. И обе эти игры без правил.
- На что играем? - Дезмонд поднял взгляд. Заинтересованный, с терпкой каплей затаенных мотивов. Он сам не знал, чего хочет. Вернее, не знал, что именно способен ему дать американец. Но надеялся (черт, как же Забини старался избегать этого разочаровывающего слова), что желания Тайтуса прояснят ситуацию. Вряд ли он будет откровенен. Но все же. От Забини всегда чего-то хотят. Они многое могут дать. И еще больше забрать. Смысл в том, что никто не расплатится мелкой монетой, какие бы чувства не тешил.
Грех царствует к смерти.

Отредактировано Desmond Zabini (2018-10-23 10:04:21)

+2

5

Тик-так. Тик-так. Висят в пустом кабинете часы, имитирующие одну из работ Дали, который, как слышал Тайти, был сквибом. Но они работают, так усердно, что дрожат от собственной важности при каждом движении большой стрелки. Тик. Так. Можно было провести Дезмонда в более деловую обстановку в виде братского кабинета, можно задавить его официальностью и  оставить ждать под нервозное тиканье часов. Секунды, минуты и даже, быть может, часы, бессмысленно улетающие в вечность. Есть ли в происходящем какой-либо смысл, если говорить о глобальных вещах? Можно было бы продать Дезмонду кота в мешке, можно было бы самому выпрыгнуть из этого мешка, Тайтус проворнее любого кота, и в ряду таких же, как он, благородных и жаждущих власти, он обязательно потеряется, потому что их зарождающийся бунт наводит тучи на Британию, и становится темно, как безлунной ночью, а ночью все кошки одинаковы серы. Тайтус Персиваль - непроглядно черен. В солнечном сплетении - черная дыра, пожирающая соседние галактики. Но тем не менее, жульничать в вот таких вещах - не в его правилах. Часы тикают где-то там, в кабинете - звук, куда более родной Салему, чем все эти песни, он - бухгалтер мира магии, но зачем-то же создал из пепла...говна и палок, это несчастное кабаре? Создал тело, которое его средний брат наделил душой, приехав сюда, и наполнил музыкой. Музыка заглушает тиканье часов, над этим залом неподвластно время. Этот зал подвластен среднему сыну из чистокровной семьи Уркхарт, так  и не американизировавшейся до конца, именно поэтому Тайти сейчас здесь, коротает ночи и дни в Лондоне, а не подметает пыль и блестки в отцовской лавке дома. Обоих братьев привело сюда честолюбие и зов крови, а вскоре к ним, быть может, присоединится и третий - они найдут, на кого оставить своё американское детище. Америка и так пресыщена различными вида шоу, тогда как чопорной Британии, хотя бы маленькому её кусочку, нужна вечеринка. Небольшая встряска, чтобы проветриться и взбодриться.
Нужна ли встряска конкретно Забини, не зачах ли он здесь, в этом английском болоте, где люди слишком глубы и преданны традициям для того, чтобы начать широко мыслить, увидеть мир с новых сторон? У Тайтуса будет время это узнать, для того он Забини и пригласил сюда, в место, где все заняты самолюбованием, но где одновременно с этим от чужих глаз нельзя скрыться. Это место подвластно Тайти, а молодой человек решил, что серьёзные дела могут подождать, тик-так, тик-так, он берет в охапку время, своенравно выкручивая ему шею, и решая, что сейчас настало время для шоу.
- Принесите всё для бирпонга, милочка. - Он для этого берет официантку за локоть, чуть наклоняя её к себе, и заглядывая той в глаза с каким-то слишком красноречивым выражением. И эта официантка, еще мгновение назад пожирающая пусто-восхищенным, каким-то бараньим выражением лица, вдруг словно бы оживает, любезно кивая, и уходит, стуча каблуками так, что даже на фоне всеобщего гама звук её каблуков доносится неожиданно чётко. И это есть сигнал. Неожиданно спрыгивают со сцены танцующие, и расступается, садясь по местам, подвыпивший народ.
Вскакивает из-за стола и сам Тайти, ловко, будто под ботинками у него попрыгунчики, и под заигравшую вдруг совсем другую мелодию вместо оборванной старой пропевает крайне мелодично и без единой капли акцента, с каким говорит обычно, будто это - лишь фонограмма.
- Orange juice, pour out half the carton
Grey Goose, pour it, get it started
Good times, remedy your sorrows
Baptize, don't worry 'bout tomorrow
Shake it up, shake it up, now it's time to dive in
Share a cup, share a cup, now you're screwdrivin'
- Но это его рот открывается и закрывается, и оттуда вылетают живые звуки, приносящие оживление в зал - между столиками абсолютно с рандомных мест вскакивают абсолютно разные люди - разумеется, приглашенные и постоянные актеры, которые были здесь с самого начала, играя массовку. Они скользят между столами, выходя в место для танцев в середине зала, но оттуда несколько из них забирают у Тайтуса и Дезмонда стол, попросту откатывая его. И остаётся только Забини, сидящий на стуле, и Тайти, прыгнувший на спинку своего, и оттуда ловко съезжающий вслед за падением стула вниз, и в два прыжка оказывающийся в середине зала.
- Every weekend with your friends
Every weekday when it ends
Damn it's all good,... I guess.
- Музыка льется, и Тайти прорывается сквозь место для танцев на сцену, а перед ним в зале разворачивается...ну, в общем-то, всего лишь очередной номер, не более. Не импровизация даже, всё есть в программе, хотя неподготовленному очевидцу и может показаться полнейшей сумбурностью. Разумеется, большинство сидящих в зале - не актеры, а простые посетители, почти такие же, как и Дезмонд Забини, но им, судя по реакции... нравится это? Они были предупреждены. А что скажет Дезмонд? Готов ли он сотрудничать с внезапностью, с хорошо выстроенной интригой, скрывающей за собой шоу?
- This is what it feels like when you become one of the drunks,
Searching for a new high, high as the sun,
uncomfortably numb.
This is what it feels like when you become one of the drunks...
Welcome to the club!
  - Тайти поёт не один, актеры - вместе с ним, и всё это выглядит так хорошо, что наверняка достойно Бродвея. Попробует ли Дезмонд сбежать, отстраниться от всего этого, или соизволит дотерпеть до конца и уточнить у хозяина, что это было, как только выступление закончится? Урхкарт очень надеется, что ему хватит усидчивости, потому что не хочется начинать сотрудничество с насильного удержания - в первом случае у двери уже притаились два охранника, которые, разумеется, его пропустят, себя не выдав, но всё-таки.
Вносят более длинный и подходящий стол, и Тайти, уже прорвавшийся обратно к Дезмонду, точнее, почти сделавший это, просто залетает на этот стол еще до того, как его поставят на место, садится на край, и кружится со столом вместе, пока песня идет дальше, а за нею - и текст.
- Round and round and round
And round and round and round...
Damn it's all good, I guess.
- Стол приземляется прямо перед Забини, оттуда спрыгивает Тайти, и доводит номер до конца, пока на столе действительно оказываются детали для бирпонга - ворота, большие и широкие стаканы с высшего качества темным пивом и мячики для пингпонга. Уркхарт почти падает перед Дезмондом на колени с последним "Welcome to the club", звучащим действительно приглашением. Мелодия замедляется, и актеры рассаживаются по своим местам, будто ничего не было, а не приглашенная часть публики аплодирует, кто-то хохочет во весь голос. Тайти, слегка запыхавшийся, пододвигает стул к новому столу, и с  невинным видом, будто не делал совершенно ничего, спрашивает Дезмонда:
- Ну что, начнем?
А самое главное, что во время всей этой манипуляции, музыкальной толкотни и переноса мебели... Забини вообще ни капли не задело. Вокруг него образовалась будто мертвая зона - ни один из присутствующих здесь не достоин того, чтобы его хотя бы случайно хоть немного задеть. Даже сам Тайти? Он делает вид, что да, облизывая пересохшие губы и считая стаканы. Пять с каждой стороны, всё по правилам. Начнется ли игра?
Ну что же, Дезмонд. Твой ход.
Закатить скандал или принять свершенное как факт? Уйти, хлопнув двери или остаться, будучи довольным за то, что заведение сходу раскрыло все свои секреты в виде любви к фарсу, хорошей музыки - и выпивки вроде тоже? Тайти делает ставки, надеясь, что не ошибся в этом человеке.

+2

6

Когда Дезмонд был маленьким (вообще-то подобный диагноз - трагичная константа каждого повзрослевшего), то - о чудо! - его наказали за то, что он издевался над другим мальчиком. Как же его звали? Ширли. Имя первой пищи для мести тяжело забыть. Как и первое наказание. А это был дебют Дезмонда, который красноречиво разъяснил юному Забини, что справедливость - сука гибкая. Она искажается под призмой чужого мировоззрения. И вообще всего лишь придурь воспаленного сознания. Самое лучше, что можно о ней сказать, так это то, что справедливость ни хрена не справедлива.
До той точки невозврата Дезмонд был прост, прозаичен, наивен. И жесток. Как и все дети. Он не привык быть наказанным за то, что кто-то оказался слабаком. Это вообще не было его виной. Следовала бы наказать мистера и миссис Хантер за то, что воспитали унылого слизняка. Уж Забини то точно был в этом не виновен. С его стороны чаша весов справедливости была со сбитым балансом.
И он отомстил. Тогда-то пришло второе откровение. Справедливость никогда не будет совершенной. Зато чьи-то капризы будут удовлетворены. Накормлены. И лучше сделать так, чтобы твои.
Эти простые аксиомы воспитали в Дезмонде бессердечного нарцисса, под оболочкой которого скрывается хладнокровный мудак. Дальше копать бесполезно. Никакого золото тут не найдешь. Разве что черное. Вязкое и отравленное. Некоторые били кирками, кололи твердь, но никуда это их не привело. Факел на стене тупика. Некоторые конкистадоры искали El Dorado нежных чувств, переживаний и состраданий. Но получили лишь под дых откровенное ничего. А все знают, что любое что-то лучше, чем ничего. Поэтому пустота Забини убивала, стреляя с завидной меткостью. Вообще-то эта пустота была слепа. Поэтому ей и было все равно, кто под ее незримом прицелом часто дышит. Она слышала биение сердец. Это ее раздражало. И она их останавливала. Как в тире. Раз, два, три...
К своему раздражению, Забини нужно было признаться, что резкое изменение в поведении персонала, возбудило в груди оскалившуюся тревогу, параноидальным червем давно прогрызшую сладостную дрему безмятежности. Он ядовито сощурился, стыло скосив взгляд к танцорам, про себя пытаясь предположить худшее. Дело в том, что он совсем не ожидал, что было глупо. Ведь он был в компании с тем человеком, от которого лучше ожидать всего и сразу. Чтобы не промахнуться в ожиданиях. Но вот Забини уже какой раз забылся. Тайтус умело пускает пыль в глаза, натягивая свои дурацкие ужимки простодушного любителя кутежа... Или воспитанного долгом аврора. Или он правда любит служить закону? Служить справедливости. Забини в нее не верил. А служить тому, чего нет - смешно. Как минимум. Или нет. Некоторые, например, считали, что разницы между чистой и грязной кровью нет. А потому для таких людей философия чистокровных семей - такая же глупость, как для Забини справедливость. Все в мире относительно. Даже движение вселенной. Эй, стойте! Да это же мир двигается вокруг. Дезмонду остается сидеть и наслаждаться шоу длиною в жизнь. Ровно таким же фееричным, как то, что разворачивалось сейчас. Все просто.
Он почти польщен, что из простого согласия развернулось целое шоу. Почему почти? Он привык, что для него делают больше обычного, особеннее обычного. И это обычно. Просто он забыл. Спустя все это время временных глупостей, одолевших сознание. Он мог бы позволить себе вырасти беззаботным богатеем, любящим оставлять отцовский бюджет под кожаной подвязкой не бедре раскованных танцовщиц. Или сворачивать все это в трубочки, чтобы снюхивать кокс с тех же самых знойных красоток. Но ему не позволяли позволять себе стать таким. И это его не расстраивало. Подобные мальчики выглядели жалкой пародией на джентльменов, коим являлся Забини. Ему нравилось быть роскошным и солидным. А еще ему нравилось быть в центре. И голос Уркхарта. И все что раскрывалось, словно вылупляясь из скорлупы.
Дезмонд улыбнулся, посмеявшись. Это было не просто красиво, но и весело. Этого аврор не скрывал, он бы мог даже поаплодировать, но время не настало. А еще Забини мог кое-что понять. И, к своему, удовольствию, понял. Перед ним настоящий артист. Шоумен. И он всегда будет играть роли, не потому что он запутался и не знает себя настоящего, не потому что боится, что его не примет общество ворчливого Лондона, и сюда не подходит ни одна из тех ста тысяч ранимых трагедий. Все просто. Он играет роли, потому что эти роли и есть он. Ему не нужно подыгрывать, в нем не нужно искать фальшь. Настоящему артисту нужен зритель. Эстет. Ценитель.
Угрожать - акт бессилия. Найти рычаг - вверх совершенства.
- Стулья больше не нужны, - заулыбался Дезмонд, аплодируя. Это заразительно. Как холера. Или  бубонная чума. Но он совсем не против. Тело разлагается под приступом серотонина. Он уже мертв. Забини снимает пиджак. Слишком жарко для формальностей. Под ним притаились рубашка и жилетка, обнимающие тело. На коже шрамами читалась история его ошибок. Вернее, опыта. Дезмонд оптимистично называл это так. Не отводя взгляда от Тайти, Забини властным движением руки подозвал официантку, поманив пальцем. Приглашающе и одновременно не позволяя отказать. Аврор едва заметно склонил голову, расстегивая запонки. Теперь взгляд льдистых осколков наблюдал исподлобья. Улыбка менялась. Не каждый заметит, как змеиная стылость прокралась в умелую маску по всем стандартам Дюшена. Забини не лгал, ему было весело, но кроме того было что-то еще. Он кладет запонки в ладонь обворожительной крошки, благодарно кивая ей и прогоняя прочь снисходительным взмахом головы. Совсем не обижая.
Аврор закатал рукава рубашки, обнажая предплечья.
Освещение заведения облизывало лица гостей интимным полумраком. Дезмонд подцепил пальцем верхнюю пуговицу рубашки, оттягивая ворот, терпеливо и одновременно с нескрываемым удовольствием. А после его ладони уперлись в стол. Не змея. Нет. Гиена. Шакал. Голодный зверь, играющий совсем не честно. Подлый, вероломный. Собственник. А еще коллекционер.
- Первый ход будет...
Кто перед ним? Интересный и темный артефакт. С его помощью многого можно добиться. Вот только темное волшебство требует жертв. Какую потребует - именно потребует - американец? Дезмонд медленно опустил взгляд. Вот его лицо. Он все еще неровно дышит, улыбается и выглядит совершенно бесподобно. Искусство расточительно, но великолепно. Шея. Он изредка проглатывает предвкушение. Плечи. Опускались и поднимались. Грудь. Вздымалась. Живот... стаканчики с пивом.
Забини взял мячик, покрутив его длинными паучьими пальцами, а после сжал, взглянув в глаза Уркхарта. Черные. Он грубо по-собственнически ухмыльнулся, бесстыдно подмигнув и кусая губу.
О, мистер Уркхарт, ты точно будешь...
- Моим.
И кинул мячик.

Отредактировано Desmond Zabini (2018-11-11 21:24:02)

+3

7

Отголоски собственной музыки в голове. Тайтуса оглушает, но его грудь вздымается и опадает под рубашкой недостаточно сильно, чтобы со стороны это было особо заметно. Натренированное годами тело продолжает служить верно, как никогда не станет ни один из работников этого кабаре. Однако они ему преданы, а он предает их, продает их Забини, бросает ему на растерзание, как хорошей выученной псинке, говорит "Фас" - пусть строит их по струнке, если захочет. Если ему будет до них дело - то, на что Уркхарт ставит, он найдет в себе самом то, чем можно занять Забини куда сильнее. Не все псы попадают в рай за хорошее поведение, и не каждый пес являет собой образец послушания при жизни, так? Тайти и самого можно сравнить с ищейкой, но он недолюбливает собак, куда ближе - кошки. Полные грации и достоинства существа с мягкими лапами, они - сама смерть с милой мордочкой, представитель породы в патронусе... Когда-то значился. Тайтус давно забыл, как выглядит его душа, слетающая с кончика волшебной палочки, принимая ближайшую в животном мире ипостась. Внутри - абсолютно ничего, раз за разом, сколько ни выкрикивай заклинание, пока необоснованная самонадеянность сменяется талой, как лед по весне, надеждой. Только причем тут псы, когда чужой патронус, он готов биться об заклад - птица? То, что каким бы ни был Забини, до сих пор способен вызывать патронуса, не прилагая при этом усилий - в его жизни есть хоть что-то, что цепляет и радует его, найдется в илистом дне, которое в тщетных усилиях обшариваешь не глядя пальцами, вдруг настоящая жемчужина, вызывая удивление и смутное чувство противоестественного. Кто-то ищет в Дезмонде Забини драгоценные скрежали, залежи жемчуга, и не находит совершенно ничего, лишь отдающий гнильцой песок на ладонях. Персиваль же не ищет совсем ничего, кроме согласия на хоть какой-то из своих фокусов, роется вглубь лишь за этим - и внезапно находит даже не то, что искал, а нечто куда большее - вон оно, лежит на поверхности. Посверкивает в чужом взгляде и улыбке. Неужели Дезмонд выбирает не покидать странное заведение, которое ему преподносят на блюдечке с каемкой из золотистой фольги вместо чистых расплавленных слитков? Чувствует ли он смутный подвох, царящий в воздухе помимо запаха только разворачивающегося праздника и хмеля? Тайти надеется, что нет, что Забини хоть немного ведется на то, что ему бросают в глаза пылью и блестками. И не понимает сам Уркхарт лишь одного - он отдает часть себя вместе с этой обманкой. Правду о себе куда бОльшую и более дорогую, чем стоила бы вся не такая уж и чистая репутация кабаре. Он разменивается вместо звонкой монеты самим собой, своей сутью. Дезмонд не слепой ведь, а еще - догадливый и умный, даже умнее, чем хотелось бы, это доставит еще Персивалю проблемы, он уже предчувствует, и наверняка этот полуитальянец различает за чистой американской расхлябанностью и любовью к легкому веселью что-то ещё, очень личное - крайне яркие, неподдельные чувства к шоу. Тайтус - аврор? Тайтус - член Альянса? Тайтус - шоумэн, и даже не просто совладелец некоего заведения, где всегда творится это самое шоу, даже если пустует сцена - самое важное, в конечном счете, происходит далеко не на ней, - а его душа, вся его суть, настоящая хуманизация и прекрасная мужская версия чуть развязной черноволосой красавицы Моник, преданной своим идеалам и не желающей предавать их ради красивого, но далекого от них парня. Моника бы посмеялась с этой ассоциации, всё то время, какое она провстречалась с Салемом, Тайти ловил на себе периодически её странные взгляды - девушка находила его весьма зажигательным и обаятельным юношей, жаль только, по возрасту маловат, а у неё всё-таки железные принципы. У Персиваля принцип один, но в этом случае он не уверен пока, что игра стоит свеч, и это даже не русская рулетка, а больше напоминает сделку с дьяволом - ведь отдавая в чужие руки кабаре, являясь при этом его душой, он, получается, отдает Забини... себя? Не костюм и маску, что-то, что остается, если снять даже кожу.
Но даже если эта сделка и состоится - скреплять её, оплакивая кабаре, следует феерично. Система даёт сбой, потому что если забрать у Тайтуса Уркхарта его кабаре - от него вообще ничего не останется, у души уже не может быть души, и он себя давно растанцевал, распел и пропил, едва уловимый звук, с которым тает пена в стаканчиках с пивом - его похороны. По такому, как он, не станет звонить колокол - но сыграют джаз. Непозволительно тихая, но всё же необходимая для фона музыка медленно обволакивает кабаре, не отвлекая, но наполняя, являясь завершающим штрихом, вишенкой на торте, где в пропитанном сиропом корже нет-нет, да и мелькнет стекло. Персиваль не знает, что ему делать с наполняющим его восторгом от чужого признания, и ведь казалось бы, можно спокойно прожить и без, его самооценкой можно заполнять океаны, но скользит змеиным брюхом, собирая песчинки, ядовитое осознание - ему просто необходимо вдолбить и в чужие головы осознание самоважности, ловить на себе взгляды, быть признанным - а иначе зачем устраивать шоу, если в конце никто не крикнет ему "браво"? Забини не кричит, но в ладоши хлопает со всеми и улыбается, смеется, и Тайтус покупается на это, он стучит судейским молоточком по столу и восклицает "Продано!".
Он занимает позицию у стола, тоже отодвинув стул за ненадобностью, и оглядывает свои стаканчики, жалея, что не предложил вместо пива что-нибудь покрепче - но ведь его задача в идеальном случае заставить Забини охмелеть, но не соскребать его с пола - даже от трех стопок виски человек может временно перестать быть дееспособным. Да, пожалуй, Персиваль остановится на этом замечательном, для магглов - и вовсе магическом числе. Обернется ли фортуна к нему лицом, или в очередной раз похвалится соблазнительной филейной частью? Время делать ставки.
Средний из Уркхартов, забравший от почившего отца любовь к азарту, делает свою первую ставку, так невовремя поднимая взгляд на Забини, чтобы как раз перехватить чужую ухмылку, от которой, будь Тайтус барышней, той же Моникой, у него бы наверняка кровь хлынула к лицу...и к низу живота. Но чего нет - того уж нет, и Тайти сам может кого угодно соблазнить подобными вещами. И всё-таки, он вдруг неожиданно, спустя много лет их пусть и некрепкого, но личного знакомства замечает, что Дезмонд может быть весьма горячим, и не потому, что так ему положено из-за национальных стереотипов, а на самом деле. Кто-то на это обязательно купится. Целая толпа, быть может, и Тайтус поймет их. А себя - нет. Он улыбается, прогибаясь под ухмылкой Забини, почти стыдливо, снова лишь пуская в глаза пыль - и голодно следя за летящим в его сторону мячиком. Короткий полёт заканчивается тем, что мячик стукается об ободок его стаканчика и пролетает мимо, падая за линию стола - прямо в руку подоспевшей новой официантки, принесшей стакан с водой для мытья мячиков. Кажется, все они здесь. Кажется, жизнь вне остановилась, и весь мир с затаенным дыханием следит за игрой.
- Неплохая попытка. - Тайтус комментирует, возвращая Дезмонду его ухмылку, разбавив её чем-то собственным, подначивающим - возвращает со сдачей и погонами. Подбирает мячик из подобострастно раскрытой ладони официантки, и совершает одно резкое, несколько вспыльчивое движение, нацеленное даже не в один из стаканов на той стороне "поля", а в ворота, вовсе не необходимые для оригинальной версии игры, но служащие дополнительным препятствием для обеих сторон. Мячик ударяется о них, легко отскакивает - чтобы приземлиться в ближайший стакан с чужим пивом. Тайти выдыхает удовлетворенно, и сам наконец стягивает пиджак, комментируя ситуацию комичным:
- Ух, думаю, это будет жарко. - Улыбается теперь иначе, снова располагающе и невинно, и делает широкий жест. - Не бойся, что мы отравим нашего спонсора, Дезмонд. Это - игра, в которой даже проигравший получает удовольствие.
И им станешь ты.

+2

8

So glad to see you have overcome them
Completely silent now
But I'm more than just a little curious..

Порезаться можно и о бумагу. Но Забини играет с лезвием.
Дезмонд проглатывает искры, чтобы они не обжигали язык. Чтобы они не вырезали на бескостной плоти свои печати. Так проглатывают кипяток. Когда некуда его выплюнуть. Или неловко. И нет сил больше терпеть, как во рту слезает кожа слой за слоем. И ты глотаешь эту боль. Ощущая, как она катится, проваливается в глубину. Во внутрь. Где затаится, где растворится. И останется тоже. Как и вся боль. Нравственная, физическая, эзотерическая. Послевкусие остается. Но новое всегда затмевает старое... Даже если ты поклялся, даже если ты веришь. Все это такая же шелуха, как непорочность мыслей церковного служителя. И это не плохо, не безобразно. Это естественно.
Забини медленно опускает веки. Словно увяз в жидком песке. Ему смешно, но все это медузья кровь, прозрачным желатином растекшаяся на его пылающих ладонях. Мячик похож на апельсин, обмазанный кленовым сиропом. Точнее он похож на чей-то слепой глаз, объеденный осами. Аврор мирно вдыхает, наблюдая за тем, как пиво в стаканчике поднялось в уровне, словно море около причала на приливе. Это красноречивый знак, что пора выпить. Чтобы там ни было. Но ему все равно. Он просто должен играть. С тупым смирением. Веселясь.
Дезмонд прекрасно знает "должен". Изучив его вдоль и поперек, как тело любимой любовницы. Как ее глубокие глаза голубые глаза. Цвета неба. Цвета крови скорпиона. Которым он в сущности и был. Жалящим.
Пальцы Забини обхватывают стаканчик. Мягко. Как глотку того, кого он собрался сдавить. Но пока медлит, чтобы выпить его страх до дна. Это вкуснее пива. Престижнее самого дорогого виски. Дезмонд согласно улыбается словам Уркхарта. Будто попойка с мячиком и раундами перестанет быть таковой. Все равно, что шлюху нарядить в монашку. Но Забини знает, что не просто так здесь. Он знает, что должен. И эта главная причина этого маскарада, где наблюдателю пришлось стать актером. Он смотрит на Тайтуса, а после прикрывает веки, чтобы на пару мгновений изящно избавить себя от его общества. И он выпивает. Потому что должен.
Что меняет человека? Что его создает? Продукт чего сейчас стоит по ту сторону стола? Из чего он сложен? Дезмонд уже довольно давно осознал некую правду, которой не делился с другими людьми, просто потому что не подворачивалось случая. Людей меняет не жизнь. не обстоятельства. Тогда что? Не что. А кто. Людей меняют люди. А если говорить точнее, то людей создают люди. Так просто, что смешно. Ты такой, потому что был с ними, а не с другими. Ты - смесь, диффузия, какофония - называй как вкуснее будет - других. Словно существо, сшитое из клочков. Улыбка матери,  глаза отца, преданность деда и ебнутость друзей. В зеркале ты видишь не себя, а то, что с тобой стало. Ты видишь их всех. Человек только потому человек, потому что рос среди людей. Эффект маугли тому доказательство. Когда дети думают, что они животные. И даже больше - они становятся животными. И только плоть обманывает, не позволяя полностью обратиться. Но будь у них шанс... они бы вырвали свои зубы, чтобы на их месте прорезались клыки. Содрали бы кожу, чтобы проросла шкура. Вырвали бы глаза, чтобы зверь взглянул на мир, застенчиво принюхиваясь новым носом.
Забини ставит пустой стаканчик. Его таким сделали те, кто был рядом. Интересно, поздно ли его сделать другим? Попытаться это сделать... С людьми дети становятся людьми. С монстрами - монстрами. Забини - чудовище в человеческой шкуре. И даже сам этому он порой не верит. Лишь изредка задерживает взгляд в зеркале дольше, чем положено мужчинам. Чтобы заметить, как под кожей шевелится ядовитая чешуя дракона, как в глазах сужаются зрачки, пока радужка чернильной кромешностью заполняет белок. Как зубы блестят опасной остротой. Он Забини все еще уютно кутается в свою человеческую кожу, забывая как иногда сбрасывает ее. И освежевывает других. Потому что он питается плотью, прикрываясь позолоченной ширмой происхождения, как главным аргументом. Когда у тебя есть власть и деньги, то другого уже вроде бы и не нужно. Любовь, говорят, нельзя купить. Да. Нельзя купить то, что не существует.
Что же создает людей. Они сами впитывают то, что им больше всего подходит. Или все впитывается в них? А если ты впитал, забрав у человека все, что он мог дать... что дальше? Что делают с фантиком от съеденной шоколадки? Правильно, ты знаешь ответ. Рано или поздно, сами того не осознавая, люди выпивают друг друга. Остывают. И расстаются. Не потому... что кто-то из них плохой. И не других сотни тысяч "потому что". А лишь из-за того, что они стали друг другу взаимно не нужны. И они медленно становятся друг другу никем. Пустыми местами. Пустыми стаканчиками от пива, раунд с которыми уже прошел.
- Знаешь... - мягко произнес Забини, снисходительным взглядом провожая пиджак Тайтуса, провожая его реплики. Очередная сцена в театре. Ведь он весь - сплошные постановки. Это не фальшь. Это не плохо. Это он. Точнее то, что с ним стало. Дезмонд с невесомой нежностью смотрит в сторону, ощущая как из-под век выползают паучьи лапки ласковой кровожадности. Он крутит мячик в пальцах. Словно бы это целая планета. Целый мир. А он ее безмятежный бог, вскоре готовый вынести равнодушный приговор. - Кабаре станет моим. Если я захочу, - он говорил лаконично, переводя взгляд Уркхарту. - И я сделаю из него букмекерскую кантору, - Дезмонд медленно пожимает плечами, голос на мгновение оживает. Он улыбается. Но после снова погружается в минорное спокойствие. - Если захочу.
Это не угроза. Он говорит о возможностях. О возможностях, которые совсем не понравятся Тайтусу, но которые возможно. Почему возможны? Потому что Забини еще не определился хочет ли ранить эту зверюшку? Если да, то почему бы не начать с сердца?..
Дезмонд жесток. И ему плевать, что забирать. Потому что есть два рода вещей: те, что тебе принадлежат, и те, что будут тебе принадлежать.
- Власть, - Дезмонд серьезно взглянул на него, давая понять, что не блефует. Давая понять, что обладать кем-то или чем-то - для него всего лишь перманентность. И бросил мячик. - Вот от чего я получаю удовольствие.

...How you're planning to go about
Making your amends to the dead

+3

9

Хорошо. Это ощущается действительно хорошо. Тайти продается Забини за его улыбку со всеми своими потрохами, вместе с набором шуточек и чернильных пятен, он готов упасть в припадке восхищения и вдохновения на колени перед ним прямо сейчас. Под влиянием момента он готов, кажется, на большее - например, ощутить его властную ладонь на своём затылке, чтобы прижаться горячим ртом к... Не ощущая при этом возбуждения, но его удачно заменит триумф, удовлетворит его целиком, доводя до морального оргазма уже сейчас. Подумать только, он, Дезмонд Забини, принимает условия чужой игры, находится на чужой территории, где его могут сожрать даже стены. Они - живые, и у них есть не только глаза и уши, но и руки. Да, они тянут к нему свои руки, пока он смотрит на Тайтуса, наверняка невольно хоть самую малость, но искренне наслаждаясь слаженностью его спектакля - будто всё так должно быть. Так должно быть, но призрачные пальцы стен уже почти касаются кончиками его спины - вечно голодные, им вечно будет мало. Вечно голодные - все в этом месте, вечно голодные - девиз кабаре, и Дезмонд, если будет находиться здесь слишком долго, тоже станет голодным, одним из них, эти стены отравят его своим сладким ароматом фортуны, клубники и шампанского, они сделают его своим рабом. Они заставят его пуститься в погоню за зыбким и в конце концов неизбежным. Они - а Тайтус является всего лишь их оружием, баловником фортуны.
У фортуны соблазнительный зад. Она дефилирует перед ним, легко касаясь ладонями плеч, задевая лицо шелковистыми волосами, пахнущими ежевикой и шампанским, она соблазнительно улыбается, прогибаясь и прижимаясь задом к его ширинке - хорошо. Слишком хорошо, но - для лузера. А Тайтус хочет её целиком. Он хочет вытрахать из неё всё возможное, посадить на цепь в хранилище кабаре, и насиловать снова. И снова. И снова. Тогда, когда понадобится. Хочет - но не станет делать этого, зная, что насилием никогда ничего не решалось. Слишком прямо, слишком грубо, это словно идти ва-банк, не имея ни гроша за душой, ведь в итоге пожертвуешь своей тушкой, в таких играх всегда заранее проиграл, если не умеешь действовать хитро и более тонко. Нет, Тайти затаится. Задавит фортуну навязчивым невниманием к ней, заставит саму опуститься бабочкой на ладони, щекоча и пачкая голубым пальцы от крыльев.
Он знает наперед, как это будет. Актеры читают свои реплики, то и дело запинаясь, путая их, но все сюжетные ветви предопределены заранее, и небольшие форс-мажоры в виде упавшей на одного из актеров массовки люстры, или мячика для пинг-понга, пролетевшего мимо стаканчика с пивом, не смогут помешать этой божественной комедии, разворачивающейся здесь и сейчас. Божественной - разумеется, не та, что воспета в поэме Данте, а более мелких, местных масштабов. Если и брать божество, под чьим покровительсвом и с чьего одобрения разыгрывать эту пьесу, то весьма начитанный и даже какое-то время увлекавшийся религией Тайтус выбрал бы... Локи. Бог хитрости и обмана, бог коварства. Локи в обмен на саму Тюхе, потому что горделивые пейзажи Скандинавии всегда нравились ему куда больше влажных субтропиков, пусть и был в них рожден. Счастливый и несчастливый случай - всего лишь две стороны монетки, подбрасываемой в воздух, но Уркхарт бы предпочел, чтоб она всегда падала на ребро, ему нужно что-то большее, чем звон граней, стукающихся о землю.
В любом случае, Забини ведь пошел на это всё намеренно. И Тайти этого достаточно, он роет землю носом в поисках чужих мотивов, и одновременно с этим сам за уши оттаскивает себя от этих попыток. Ведь все любят шоу, правильно? Даже самые лучшие актеры хотят иногда побыть зрителями, ну, и наоборот, конечно же, тоже. Что сложного будет в том, чтобы выйти на сцену и заиграть под лучами софитов, под миллионами глаз, остановившихся на тебе взглядами? Их миллионы, но они расползаются в одно сплошное пятно, вязнут в общем потоке, не важны хотя бы просто потому, что остаются в полумраке. Не имеют значения, потому что он один, находясь под ярким освещением, что выпячивает любые, даже самые мелкие грехи его и его предков, берущие эхо в нём, сам может выдать им миллионы лиц. Миллион в одном, и ни одно из них не окажется истинным, он всегда будет на дне, улыбкой веселой и слезой грустной маски на маскараде, он выдаст им всё то, что они захотят, потому что людей меняют люди... Но при этом останется целым. Неизведанным. Шепот ветвей в темноте, лёгкий дымок из бутылки с холодным шампанским. Никто никогда не приглядывается и не прислушивается, им хватает того, за что первым цепляется взгляд. Фантик настолько кричаще яркий и закручен так лихо, что никто не доходит до конфеты, не узнаёт её вкус. А жаль. Может, она слаще меда и насыщеннее шоколада, а может, скрывает внутри белую пушистую плесень - как разгадать?
Тайтус со слишком читаемым наслаждением провожает движения кадыка Забини, когда тот проглатывает пиво из стаканчика. Пластиковый стаканчик пусть всё-таки хорошего, но всё-таки пива, которое нужно выпивать залпом, а не дорогущее вино из хрустальных бокалов, которое нужно пригубивать после произнесения очередного тоста на официальном вечере, не сделав ни одного нормального глотка. Плохой мальчик Перси развращает хорошего мальчика Деза или высвобождает его? Кажется, на самом деле - вообще ни на что не влияет, Дезмонд уж слишком хорошо выдрессирован. И если честно, Тайти с удовольствием перегрыз бы глотки тем, кто сделал это с ним. Они потеряли гигантский потенциал! У Дезмонда дьявольский ум, но рамки и устои, которыми его кормили вперемешку с манной кашей, или что там едят на завтрак британо-итальянцы, его отравили, и теперь они то и дело налипают на его рукавах и даже уголках рта. Тайти хочется подать ему салфетку из чайной ложки безумия и независимой свободы выбора - но кажется, Забини не нужно. Жаль, потому здесь оба могли бы получить немного выгоды. Или всё-таки...?
Уркхарт слушает. Слушает очень внимательно, слишком уж нарочито обращается вслух, поедает Забини глазами - и кивает, кивает беспечно, соглашаясь с ним, но на его лицо так и пытается взобраться скептическая ухмылка вкупе с почти ненавистью во взгляде, а пальцы, сжимающие угол стола, белеют от напряжения, с каким он хватается за него - даже не представляя, что сжимает чужую шею сейчас. Вовсе нет. Просто пусть боль и неуютное напряжение отрезвят его, ещё не сделавшего ни глотка.
- Я знаю, Дезмонд. - Но слова звучат слишком серьёзно. Слишком траурно, будто он прощается с чем-то важным. Конечно, в каком-то смысле это так. Если они сойдутся в деталях - Дезмонд сможет забрать эти стены с призраками, скрытыми в них, себе. Он знает о том, что много лет назад Салем купил это здание по дешевке, потому что оно считалось проклятым? Да, пусть забирает всё, и пусть делает здесь контору или даже памятник самому себе - никто ни слова ему не скажет. Потому что кабаре - это не здание. Кабаре - это люди. Кабаре - это сам Тайтус. Он отдаёт своё сердце - что же, значит, оно перестает работать, как надо. Ему пересадят новое. Душа, душа... Душа и сердце - это одно? Просто качающий кровь орган? Его кровь - пена Мексиканского залива и пивная пенка. Пивная пенка выливается из его стакана, когда туда, точнехонько в середину, падает мячик для пингпонга. Что же, 1:1. Справедливо.
- Я дам тебе один дружеский совет. Ты, разумеется, можешь не слушать своего коллегу по работе и уже почти делового партнера. Но - полагаясь на власть, бери в подспорье что-то ещё. Власть - это шест, по которому ты поднимаешься в тщетных попытках достичь вершины, но руки скользят, потому что обмазан он чужими кровью и дерьмом. - Это звучит как тост, и потому Тайти опустошает свой стаканчик, предварительно подняв его в воздух, будто бы чокаясь с Дезом. Будто обещая себе чокнуться, если будет долго общаться с ним.
...Тайти смотрит на два полных стакана у себя и один - у Дезмонда. Этот ход решит всё. Если он ошибется - Дезмонд получит шанс уровнять счёт, когда сделает свой бросок, и там исход решит случайность. Фортуна крутит монетку между пальцами. Тайти улыбается предвкушающе и нервно одновременно. Он уже замахивается, чтобы сделать бросок - и вдруг его отвлекает вспышка колдографа.
- ...Кики! Бесово ты отродье, я сколько раз просил, не колдографировать клиентов! - Лицо-маска Тайтуса меняется на гневное. Он оборачивается и глядит вслед уже испуганно убегающему подростку, но прежде чем пуститься в погоню и отвести Кики к матери, предупреждая её, что если она не будет смотреть за ребенком - он её вышвырнет, на этот раз точно, потому что как можно было так опозориться перед будущим спонсором!.. Но прежде чем сделать это, Уркхарт откидывает мешающую ему мелочь в сторону - не глядя. И фортуна подмигивает ему, когда мячик с тихим плеском опускается в стакан Дезмонда, аккурат в середину. И Тайтус только затем оборачивается, улыбаясь Забини уж слишком откровенно восторженно, полный самолюбования - а затем бежит вдогонку Кики. Возвращается минуты через две, с радостной, почти до ушей улыбкой беря свои оставшиеся стаканы, и обходя стол, чтобы стукнуть ими мягко о стол перед Дезом.
- Эти два тоже твои. На погоны, потому что таковы правила - проигравший допивает за победителем. - А самое  сладкое, даже слаще лицезрения пьяного Дезмонда Забини - желание. То, на что они играли. То, ради чего затеялась эта маленькая разминка, пока Салема нет и нет. И одновременно - то, что являлось настоящей причиной появления Дезмонда здесь.
- Желание... Дезмонд, ты желаешь власти, ведь так? - Тайти спрашивает мягко и нараспев, и его глаза горят, как две неоновых лампы. - У меня тоже есть желание. Дезмонд, я хочу... - Он делает порывистый жест рукой, и там, на сцене, в другом конце зала, фактически, вдруг звучит барабанная дробь. И она заглушает всего одну фразу Тайти, произнесенную с уже граничащей с безумной улыбкой:
- Проведи мне экскурсию по Хогвартсу. - Тайтус  даже не уточняет ничего, для начала ему нужна реакция Дезмонда. Вечно голодный, душа всего кабаре, и ему всегда будет мало. Нужно больше, потому что шоу должно продолжаться.

Отредактировано Titus Urquart (2019-01-30 15:19:35)

+2

10

Уркхарт хочет дать совет... Забини почти с трогательным умилением ощущает заржавевшую фальшь надменного гогота в зобу. Он трещинами расползается по душе, словно пытаясь разорвать разбухшим паразитом плоть изнутри. Он молчалив, но на лице появляются ростки снисхождения, расцветающие коротким лепестком улыбки. Или шипами. Терновыми. Только через боль, только через рваные раны его улыбка становится живой. Как и все, что кровоточит.
Власть - шест. Хорошая метафора. Для шлюхи. Которая обязательно организует пару пируэтов из своего насыщенного репертуара, чтобы удержаться на этом шесте власти, чтобы увлажнить ее расположение. Власть - грязная вещь. С этим не поспоришь. Ровно, как не и не отмоешь. Так что любителям белых манжетов и ароматов лаванды лучше не опускаться без скафандра в эти нюансы.
Для Забини власть - это цепной пёс. Породистый и злющий. Это в нем выводили поколениями, как и ненависть Дезмонда к грязнокровкам. И вот власть - это натянуть поводок зверя, подавляя его, устанавливая иерархию. А если нужно, то просто забить его до полусмерти скипетром и державой. Тогда он станет покорней. Проблема шлюхи в том, что её позиция не надёжна в силу скользкого... ммммм пути?... Проблема - или вопрос - Забини в том, как накормить пса, сохраняя его голод для тех, кто должен быть съеден. Власть - зверь, которого нужно держать на цепи. Вот она власть Забини. Сверкает голодными зубами, растекается вязкой слюной. Тугой, будто каучук.
Забини не сомневался в своей молодости. В её неопытности, в брешах зеленых оттенков. Но в тоже время, он доверял только наличным, веря в числа и факты. Насквозь прошит цинизмом. Набит, словно плюшевая игрушка, флегматичным эгоизмом. Не привыкает ко вкусу жизни, допуская, что однажды он может стать кислым. Или горьким. Дезмонд - притон пугающей расчётливости, неумолимой жестокости. И все это не атрибуты шеста, а звенья цепи.
Он наблюдал, словно траурная икона, испачкавшая белоснежное лицо в пепельной скорби. И сквозь бриллиантовые ресницы скучал в пустом вакууме замкнутого кольца. Вокруг был гул. Но за пределами объятий. А тут, в центре, шептало вечное пламя и скулил квартет для фортепиано и струнных ля минор. А Дезмонд все смотрел и смотрел, как Тайтус опустошает стаканчик. Как время опустошает тело, выпивая из него жизнь. В человеке ведь так много воды. А у смерти великая жажда с начала времён. И на вкус она горькая. Как и любая таблетка. Лекарство.
У аврора болит голова. И боль пульсирует прямо в центре. Будто кто-то сжимает ее в кулак. Но там есть что-то ещё. Какие-то насекомые. Они щёлкают. И кричат.
Забини опускает взгляд. С той плавностью, с которой привык плавится
лёд в виски. Или дамы под взглядом. И они, словно дорогие машины, глянцево блестят и умеют реветь. Но сейчас не о женщинах. Или о них? Ведь без них никак и от них одни беды. Например, одна из таких бед родила Дезмонда. Она, должно быть, вынашивала месть целому миру... Аврор наблюдает белую вспышку. Словно в чьих-то ладонях взорвался букет звёзд. Ему это не нравится. Теперь у целой вселенной есть доказательства его обреченного присутствия в неоновой пасти, из которой, как душа, рвётся живая музыка. Но присутствовать - не значит находиться. Забини уже не верил в своё нахождение. Он давно потерян. Вчера мертв, сегодня все ещё ходит. Как стрелка часов. Стрелка часов вместо сердца, вместо мыслей. Механизм, плывущий по орбите. Как карточный стаканчик по ободку люка, вшитого в асфальт дороги рядом с макдональдсом.
Иногда он оглядывается. Оглядывается в целом на мир, чтобы посмотреть, кто пытается его догнать. Кто скупает статусы. Весь мир - движение, где люди замирают лишь в тот миг, когда кто-то падает. Чтобы посмотреть. Чтобы с облегчением вздохнуть. Когда теряешь противника, обретаешь победу. 
«Я знаю, Дезмонд».
Так он сказал. Но ни черта он не знает.
Все так говорят, и это вовсе не значит... ничего не значит. Слова вообще мало, что значат, пока ты не придаёшь им значение. Кровь тоже ничего не значит. Но ее проливают так, словно в ней весь смысл, вся суть. Так приятно расплескать смысл. Размазать его по пальцам, а после смыть в канализацию, окрашивая смыслом прозрачную воду. Смысл мутный. Вода краснеет. Ей то ли стыдно, то ли она в гневе.
Он слышит плеск. И этот звук мерзкой кульминацией зарисовывает шаржи обстоятельств. Штрихует, словно стая камышей дрожит от ветра, словно мышиные кости жмутся друг к другу. В глазах Дезмонда мурлычет что-то темное, слипаясь склизкими водорослями из густой пучины каучуковых вод расплавленной смолы. Там спят чёрные кости. Забини смотрит в стаканчик. Словно на уроке прорицания. Будто на дне увидит ответ на застывший в янтаре вопрос. Но там ничего. Ничего, кроме шарика, который медленно вращается, словно глазное яблоко. Он вскоре повернется и уставится на Забини, в воспалённой иронии наблюдая за ним. И ожидание хуже всего. А Дезмонд довольно ждал, таскаясь, словно целлофановый пакет, пока приблизится к тому, чтобы перевернуть карту Уркхарта мастью наружу. Возможно, все сложнее, чем просто. Чтобы он загадал? Чтобы пожелал Забини. Лучше не знать. А сейчас он чувствует, как пальцы прокалывает напряжение, будто пустили заряд по хромированному позвоночнику. Или... все-таки, чего ты желаешь, мистер Забини? Он смотрит на улыбающегося Тайти.
... Под черепом будто что-то мешает. И Дезмонд поводит плечами, прикрывая глаза, словно в тщетной попытке прикурить равнодушие. Скрип заржавевшей мучной пыткой кусает глаза. Не лучшая спутница вечера взяла его под локоть, прося проводить ее в эпицентр бури. Забини молча кладёт ладони на стаканчики, прикрывая их. А после, стыло смотря исподлобья, надавливает. Чувствует, как пиво облизывает кожу, слышит, как стаканчики мнутся и содержимое вытекает на стол. Янтарное. Или карее. Не понятно. И он ощущает негодование, непонимание. Ему понятна эта обстановка. И хочется ещё. Дыхание становиться чаще, и Дезмонд зачесывает пьяными пальцами волосы назад. Ему совсем не важно, что они искупались в пиве. Он бы мог задуматься, что вообще важно, но вместо этого выхватывает и нагрудного кармана официанта металлическую ручку и, разворачиваясь к Тайтусу, пока барабанная дробь разгоняет кровь по венам, зажигая искры страсти во взгляде. И втыкает, втыкает ее в глазницу!.. И ощущает, как чернила разливаются по корпусу, как сладкое наваждение разливается по радужке его льдистых глаз, как кровь разливается по лицу этого чертового артиста. Вопли заглушает рёв барабанов, подогревая обстановку. Чтобы было вкусно. И Дезмонд шумно вдыхает железный привкус крови, как акула, учуявшая каплю в открытом море. Он бы клацнул зубами в несколько кровожадных рядов, но на его лице лезвием бритвы расползается алая улыбка. Он лихорадочно пощелкал ручкой, заставляя перо то воткнуться в плоть, то оставить ее в покое, а после с силой схватил за волосы, ударяя о стол. Чтобы вогнать глубже, щекоча мозг. Как гвоздь вбивают молотком. С пивом смешались глаза и кровь. То ли янтарные, то ли карие. Не понятно...
Дезмонд моргнул, смотря на улыбку Уркхарта. Стаканчики были целы. Ручка спала в кармане официанта, а ядовитое желание под дробь вытекало изо рта Тайтуса.
- Бесполезное желание, - прямо отвечает Дезмонд, проводя пальцами по стаканчику. Он спокоен. Он ничего не ждал, чтобы не разочароваться.- Старый замок. С крысами и сырыми подвалами. С парой скелетов то тут, то там. Только время потеряешь. - он немного надавливает на край, заставляя качнуться. - Но раз мистер Уркхарт изволит проводить свой досуг так, то попрошу без фейерверков, неожиданных распевов и барабанной дроби.

Отредактировано Desmond Zabini (2019-04-07 10:19:00)

+1


Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » Searching for a new high, high as the sun


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно