От подземелий всегда веяло сыростью. Шагая по холодному камню всегда можно было услышать, как где-то вдалеке глухо разбираются об пол капли воды – никогда не знаешь, действительно ли где-то идет течь или это лишь игра воображения. Каждый раз, оказываясь в этой не самой дружелюбной части школы, Люк покрывался мурашками и натягивал на ладони рукава толстовки. Все-таки, пусть и продуваемая тысячей ветров, но башня была ему предпочтительнее.

Тем более, что уже был глубокий вечер. Хэллоуин. Ну разве не самое прекрасное время погулять по темным, запутанным и страшным подземельям? Правда, для Люка этот праздник перестал быть для него чем-то особенным лет с десяти, когда Нэнси решила, что ходить по соседям и собирать конфеты в их возрасте уже «не круто». Флойд тогда пожал плечами, и Хэллоуин спустя годы совершенно потерял смысл. К тому же, он был не фанатом школьных праздников.

Поэтому парень находился сейчас не в Большом зале, где уже собралась вся школа, а бродил в этом жутковатом месте. На самом деле Флойд собирался найти потайную дверь на улицу, через которую часто прошмыгивал по вечерам на свежий воздух, но почему-то не находилась даже кухня – кажется, он в задумчивости пару раз свернул не туда.

– Хоть бы указатели повесили, что ли, – парень негромко выругался и достал из кармана мятую самокрутку. Голова упорно пыталась сообразить, где орленок повернул не туда, а пальцы привычно щелкнули зажигалкой. Спросить у кого-то дорогу тоже оказалось невозможно – подземные коридоры были еще тише, чем обычно.

– Ау-у-у, есть кто-нибудь? – Люк лениво спросил пустоту и затянулся, выпуская в густой и влажный воздух облако дыма. Перспектива провести здесь ночь совершенно не радовала. Он оперся спиной на стену, отчасти даже наслаждаясь абсолютной тишиной коридора. Еще одна затяжка, и Флойд наконец слышит гулкие шаги где-то вдалеке. А вот и спасение.

С каждой секундой шаги становятся все громче и громче, похожие на топанье слона или буйвола, но Люк списывает это на искажение звука. Снова затянувшись, парень поворачивает голову на звук, чтобы неспешно направиться в эту сторону и не потерять пока единственный шанс на спасение из плена подземелий.

Гул становится еще раскатистее. Флойд начинает хмуриться, нервно вертя в пальцах зажженную сигарету, и вдруг останавливается от захлестнувшей его волны тревоги. «Спаситель» шагает быстрее. Люк тушит самокрутку о стену, неотрывно глядя на поворот, из-за которого доносятся звуки, бросает окурок под ноги и начинает медленно пятиться назад, старясь быть бесшумным. Невидимым. Сначала появляется тень. Потом огромная рука вцепляется пальцами в угол стены и, наконец, на Люка смотрит тролль. Такой настоящий, огромный и отвратительный тролль.

– Блять, – Флойд бросается назад, забегая за угол и стараясь не оглядываться. Какого хрена происходит? Люк слышит, как за спиной кряхтит это чудовище. Хрипло и мерзко. Парень даже не вспоминает про палочку, этот инстинкт у него так и не выработался. Лишь бежит, едва не поскальзываясь, и безуспешно пытается вспомнить выход из этого проклятого места. А впереди маячит лишь стена. Тупик.

Отредактировано Luke Floyd (2018-05-28 19:58:36)

Пара голубых глаз медленно блуждали по качающимся свечам. Стройные восковые тела, расточая себя, обливались слезами цвета слоновой кости, чтобы сиять терракотовыми и охровыми лепестками короткие часы своей жизни. Они медленно исчезали под властной волей горячего дыхания, обреченные в немом крике разливаться теплым светом в выпотрошенных телах полых тыкв. Огонь танцевал медленный вальс, протягивая янтарные ладони сквозь пустые глазницы и рассеченные ужимки зловещих улыбок. Пульсация энергии, посылающая мягкие поцелуй фотонов, золотистым инеем ложилась на ресницы; они медленно качнулись, когда веки плавно опустилось - Анн-Мари перевела умиротворенный взгляд к Амелии, мягко улыбнувшись ей той самой улыбкой, которую она дружелюбно вручала каждому человеку, с которым пересекался ее взгляд. Уголки губ медленно приподнялись, украшая лицо оттенками располагающего радушия. Взгляд стекленел, теряя фокусировку миловидного лица Купер; за ней на незримых нитях трепыхались скелеты летучих мышей, обтянутые черной кожей, у них даже глазки, словно капельки ртути, мерцали металлическим блеском, лихорадочно вращаясь в глубоких глазницах. Крылья судорожно взмывали ввысь, а после, со свистом рассекая воздух, падали в низ. Тела дрожали темными роящимися сгустками, оживляя потолок роящимся ульем.
Андерсон любила праздники. Вернее, так ей диктовала властная воля привычки. Огни все еще сияли ярко, декорации поражали фантазию палитрами атмосферности, угощения не обрели серую гущу пенопластовой пустоты. Чужой смех не сливался в какофонию бесцветной сухости... Андерсон любила праздники, но лишь до тех пор, пока в ее семье между родителями не появился разлад.
В современных семья большой процент разводов. Статистика говорит сама за себя. Статистика же говорила, что инерционное веселье куда лучше одиночества, которое губительными мыслями рождает в сознании болезненную опухоль тлетворной тоски.
В последний раз, когда Анн-Мари гуляла в большой компании друзей, все они перебрали. Подруга поссорилась с парнем, потому что ему казалось, что она веля себя слишком развязно... в итоге Андерсон ушла, оставив шумную компанию в невольном разочаровании. Не так она представляла себе эту ночь.
Купер была замечательной подругой. С ней было приятно помолчать. Это не смущало, не наводило на мысли, что нужно срочно сломать тишину, выплевывая нелепые глупости невразумительных словосочетаний. А еще у нее были удивительные глаза, напоминающие пару минералов драгоценного нефрита, который духовно превозносит культура азиатского народа. Мягкий блеск и внутреннее тепло - символ гуманности; прозрачность зеленых глаз - человеческая чистота и верность; мелодичность камня - мудрость...
Миссис Навахо ворвалась в праздник, словно яркий фейерверк, оглашая до безобразия взволнованным возгласом Большой зал. Ее мелодичные ноты, пропитанные сдерживаемыми оттенками паники, взмыли к зачарованному потолку. И все, словно зачарованные этой острой, как лезвие бритвы, красотой, синхронно повернули головы к молодой преподавательнице прорицания.
Андерсон невольно приоткрыла губы в легкой призме непонимания, быстро пробежавшись глазами по чужим лицам, словно ища ответ на свой немой вопрос, отразившийся невесомым налетом непонимания в потускневшем взгляде.
Шутка?
Декады лиц отразили одно и тоже: непонимание. Словно каждому выдали маску инкубаторских эмоций и все ждали кто первый сорвется, увлекая в панику стадного чувства. Анн-Мари медленно облизала пересохшие губы, немигающим взглядом уставившись на студента перед собой. Тишина вокруг задержала дыхание, пропуская удары сердца... а после зал погрузился в хаос.
Андерсон невольно вздрогнула, ощутив, как тонкое запястье обхватили прохладные пальцы. Девушка быстро опустила взгляд, а после возвращая лазурную растерянность к Купер. Ей все еще казалось, что это самый идиотский способ разогнать студентов по гостиным факультетов, таким образом объявляя кульминацию торжества.
Но чтобы там Эн не думала, от первобытных инстинктов не сбежишь. Тревога нарастала. Она ощущала дрожь в груди. Еще чуть-чуть и в глазах потемнеет, а голова закружится. Или нет?.. Вокруг господствовала суета. Студенты разбегались, как тараканы, испуганные светом.
- Флойд?, - эхом повторила Андерсон, не сразу понимая о ком щебечет Купер, опуская голос до вкрадчивого шепота, такого же беспокойного, как и все вокруг. Анн-Мари подняла голову, осматриваясь. Все тщетно. Она никак не могла сосредоточиться на чужих лицах, они все размывались, как игра на минималках.
Она прикрыла глаза, глубоко вздохнув. Тревога не должна овладеть ее сознание, внося смуту в разум. Она - будущий целитель Мунго, где изо дня в день возгораются подобные пожары экстренных ситуаций. Никому не нужен ей потерянный взгляд робкой лани и дрожащие пальцы побледневших рук. Если не другие, то сама Андерсон ожидает от себя трезвого хладнокровия, которым должен овладеть каждый колдомедик. Сияние ясного разума и твердая рука.
Анн-Мари сильно прикусила губу, и боль, искрой ужалившая искаженную улыбку, вернула девушку в настоящее, закинув в эпицентр движения. Она сосредоточенно взглянула на первокурсников, с которыми ее оставила Купер, безрассудно отправившаяся на помощь орленку, а после побежала следом, ориентируясь на маяк из мешковатого свитера.
- Я не отпущу тебя, - строго произнесла Андерсон, кладя руку на плечо, чтобы приостановить, а после улыбнулась то ли желая подбодрить Купер, то ли себя. Глупая идея. Анн-Мари не хотела видеть живого тролля, но еще больше она не хотела осознавать тот факт, что не помогла, когда могла это сделать. Она ведь врач. Нельзя думать об этом в будущем времени. В какой-то степени она готова спасать. И больше всего на свете хочет помогать людям. - Одну.

В коридоре звуки отдавались эхом иллюминации загустевшей паники. И чем дальше они убегали от единственного верного пути, который бы окружил их умиротворением собственного чувства безопасности, тем увереннее в своем выборе становилась Анн-Мари. Внутри что-то сжалось, когда грязные следы огромными лужами отпечатались на полу, потянувшись ленивой вереницей за угол. В воздухе повис спертый дух застоявшейся затхлой воды... Андерсон проглотила ком, ощущая, как сердце пульсирует в горле.
Сначала Анн-Мари морщилась, ощущая резкий запах. После - слышала звуки его шагов, хриплого дыхания... Становилось страшно. Не хватало зелья храбрости. Или мужества... Все что угодно, что позволило бы держать палочку так, чтобы руки не пробивала мелкая дрожь.
Анн-Мари успела подумать, как именно бороться, что именно предпринять? А когда перед ними наконец-то нарисовалась огромная неряшливая фигура, она не нашла ничего лучше, чем выдавить пару слов заклинания.
- Локомотор Мортис.

Праздник мертвых – в свечах и блестках, в легкой серебристой пыли, оседающей на руках, и если зачерпнуть слишком много, то можно превратиться в еще одного школьного призрака. Не самая плохая перспектива, правда же? Дома он любил Хэллоуин, все эти пугающие магглов маленькие чудеса, накрытый стол и тыквенные фонарики, на свет которых идут потерянные души. Но это не дом, и на этой жутковатой вечеринке он подпирает стенку, уныло потягивая пунш и разглядывая мелькающие вокруг лица – в масках и краске. Красивые. Ненастоящие. Как все обманщики, Фэй не очень любит обманываться сам и к карнавалу относится настороженно, но с затаенным восторгом маленького ребенка, которому показали стеклянный шарик со снежниками внутри. Дай, дайдайдай, если не выходит оказаться внутри – так хоть издалека посмотреть. Он вообще не горит желанием общаться с людьми, жаль только, что с Хлоей не успел перекинуться парой слов – как минимум о том, что у нее чудное платье – и просто молча наблюдает, как люди-снежинки кружатся в бесконечном хороводе. Люди-блестки. Красивые, да, и он не хочет заговаривать с ними, но в глубине души при этои очень хочет, чтобы кто-нибудь из них подошел сам и осыпал его этой волшебной праздничной пылью, атмосферой сказки, а не унылого швыркания пуншем в стороне.
Но это, разумеется, в очень глубокой глубине души. Там, куда не проникает солнечный свет и чужие любопытные взгляды. Поэтому он забирает свой стакан и задолго до конца праздника выходит за двери, в коридоры, где так тихо и безлюдно, где мог бы бродить кто угодно, но бродит Фрэнк Лонгботтом с его дурацкой метлой и этими его наивными глазами, в которых отражается что-то возвышенное и светлое. От возвышенного что-то неприятно чешется в районе солнечного сплетения, а на светлое фэевская душа лениво шипит из своего непроглядного мрака, но Фрэнк – хороший. И по-человечески радует хотя бы то, что к моменту встречи со своей дамой сердца целоваться он уже умеет.

Дети иногда ломают вещи. По многим причинам, на самом деле. От страха, от злости, от потерянности и чего-то невысказанного внутри, в конце концов, просто от скуки. Фрэнсис уже вышел из возраста, когда хрупкие безделушки бросают об стену, чтобы посмотреть, как они разбиваются, но ему все равно нравится смотреть, как это делает кто-нибудь другой. Как разлетаются по комнате мелкие острые осколочки, как становится ярко, шумно и весело. Только страшно, что такой вот осколок вопьется в пятку кому-нибудь, кого ты любишь.
Если бы он слышал крик миссис Навахо, то поклялся бы, что в ее голосе есть что-то стеклянное.
Хрусь – и праздник разбивается.

Лонботтом хватает его за руку, удерживая, но Фрэн пытается вырваться и, будто бы слыша под ногами бегущих из Большого зала этот отвратительный хруст, выискивает в толпе растрепанную макушку брата. Оскар ничего ему не говорил, но он здесь, точно здесь, ведь здесь все его стукнутые справедливостью по голове дружки. Он бы плюнул на все и остался, пока не убедится, что все в порядке, но брат пробегает мимо очень вовремя и одаривает этим его привычным «чего-ты-пялишься» взглядом. Пялиться Фэй продолжает даже убегая. Ну, пока может. А еще вдруг думает почти злорадно, что младший может огрызаться сколько угодно, но живого тролля увидит все равно не он.
И слава Мерлину.

...Тролль, кстати, никак не хочет восприниматься целиком, он будто бы состоит из множества самостоятельных частей. Отвратительный запах тролля. Грязные следы тролля. Невообразимо огромные руки тролля, способные перешибить любого школьника пополам. И где-то на фоне этих частей – Флойд, Купер и Андерсон. И как последней могло прийти в голову швыряться в эту тварь заклинаниями, если они устойчивы к магии?.. Но честное слово, он сует свои ботанские замашки поглубже. Зачарованная бита исправно колотит по серой башке, давая им немного времени, это время нужно использовать с максимальной пользой, вспомнить все, чему их учили, поэтому…
- Закройте глаза! Люмос Солем!
…хорошо, возможно. Но пытаться ослепить тролля – это явно не то, чему их учили. Для убедительности Фэй припомнил еще и Склеивающие чары, агрессивно тыкая палочкой куда-то в сторону огромных ног, но боялся, что грязи под ними окажется недостаточно для приклеивания. В идеале эта комбинация должна была заставить тролля потерять равновесие, но идеал, как известно, недостижим.
- Пожалуй, нам и правда стоит отсюда бежать. И побыстрее!..

По идее, в этот момент перед глазами Люка должна была “пробежать” вся жизнь. Мама, которой вечно не было дома. Дедушка, наказывающий своего маленького внука за то, что он едва не сломал музыкальный проигрыватель. Сестра, за которой всегда приходилось куда-то бежать, помогать, что-то делать. Мозг рейвенкловца, кажется, был готов заставить эти события выныривать из подсознания. Вот только их не было. Флойд вообще внезапно понял, что его голова пуста, как никогда.

Люк добегает до стены, отрезавшей ему путь, и упирается в нее дрожащими ладонями. Ничего. Прохода нет. Кулак ударяет влажную каменную кладку, заставляя поморщиться от неприятных ощущений. На задворках разума появляется мысль о волшебной палочке, которая могла бы помочь в этой ситуации, и Люк начинает машинально шарить по своим карманам. Ну да, палочка осталась в его школьной сумке, которая сейчас спокойно себе валяется где-то в спальне.

Пожалуй, это был единственный момент в жизни Флойда, когда он пожалел о своем упрямстве в отношениях с магией. Люк на секунду коснулся лбом стены, снова громко выругавшись, и заставил себя сделать вдох. За спиной почему-то все затихло, а может шаги тролля заглушал гул, который заполонил собой голову орленка. Кровь стучала по вискам.

Да какая теперь разница? Страх вдруг смылся словно океанской волной, оставив лишь знакомое безразличие, которое всегда спасало Люка в безвыходных ситуациях. Презрительно сплюнув, Флойд устало повернулся и оперся спиной о стену. На него уже смотрели огромные глаза этого существа, в которых проглядывала крупица сознания. Сознания, которое требовало только одного.

Откуда-то из полутемного коридора донесся знакомый девичий голос. Затем появилась вспышка от чьей-то волшебной палочки. Еще несколько секунд - перед Люком появляется бита, нацеленная явно на морду тролля. По помещению проносится сонм голосов, и Флойд почти расстраивается. Он же только приготовился умирать, а тут кто-то решил погеройствовать.

В голове все же щелкает инстинкт самосохранения, и Люк зажмуривается, неглядя отскакивая в угол. Похоже, горе-герои сделали только хуже, хотя их появление и заставило орленка на момент облегченно выдохнуть. Флойд слышит, почти чувствует, как тролль крушит стены. На него сыпется каменная крошка, и парень закрывает голову руками.

- Твою мать, вы пришли помочь ему меня добить? - Люк хрипло выкрикивает что-то недовольное и пытается не дышать заполонившей воздух пылью. Безуспешно. Начинает кашлять, прячет голову, словно хочет слиться с углом, в котором сидит. И чувствует, как его поднимают за капюшон в воздух. Страх снова накатывает, смешиваясь с адреналином, и Флойд хватается за огромную руку тролля. Пинает его ногой в морду, плечо. Хочет попасть в глаз, но выбирать не приходится, - Толстовку не порви, урод!
Похоже, умереть красиво не получится.

- Фрэн, ты что, совсем долб...
Но остатки фразы, слишком не литературной для сына декана Гриффиндора и просто доброго и хорошего мальчика, тонут в вспышке заклинания, и хорошо хотя бы, что рефлексы срабатывают быстрее остальной части мозга, и Лонгботтом-младший успевает прикрыть глаза, загораживаясь ладонью от яркой вспышки света, направленной вроде как чтобы помешать троллю, но какого блядского хуя, если таким заклинанием в суматохе можно обезвредить даже своих? На мгновение Фрэнки становится жалко отца, через которого день за днем проходят сотни оболтусов, которых нужно учить, и пытаться вырастить из них умных людей. В любом случае, сам "Лонгбатон" понимает, что вряд ли ему бы хватило сил заниматься преподавательской деятельностью. Он с каждым днем все ближе к мечте уйти ото всех, погрузившись в тайну масштаба более высокого, чем можно себе представить, и какое-то даже не гриффиндорское честолюбие пробуждает в нём желание принести какой-нибудь гигантский успех не только себе и своей семье, но быть может, целой стране.
Раздражение и страх смешиваются с обидой, и по большей части - на себя самого. Его биты в любом случае должно было быть недостаточно, а власти ему не хватает даже для того, чтобы нести бремя старосты, поэтому этой кучке шалопаев, один из которых, кстати, он сам, уже вряд ли что-нибудь так просто поможет. К тому же, световые чары заставляют его притормозить, чтобы не врезаться во что-то, а в следующий миг, только успев открыть глаза, Фрэнк уже видит летящие в него же ошметки собственной биты. Он снова не имеет времени на то, чтобы обдумать происходящее, но инстинкты, закаленные в нем из-за "работы" загонщиком в команде по квиддичу, учат быстро отбивать удар, даже если нанесен он не бладжером, а лучшей от него защитой. Поэтому Фрэнк выхватывает палочку, и даже не раскрывая рта - это было бы слишком медленно, - пуская мысль быстрее арбалетной стрелы, запускает в биту кривым лучом защитных чар. Но именно из-за их кривизны, его все же задевает, пусть и не так сильно, как могло бы. Пусть так - на саможалость нет времени, на синяк, потому что бита скользнула ему по боку, он подует потом, и обязательно зайдет к отцу вместо медпункта, попросить какой-нибудь травяной мази. А пока здесь и сейчас дела есть куда поважнее. Есть те, у кого ситуация совсем аховая. Убегать с ним никто не собирается, а скрываться самому, пусть даже за помощью - смертельная слабость, которой нельзя поддаваться. В руках (если это вообще можно назвать руками) у тролля повис брыкающийся, но тщетно, Люк, а Фрэнсиса чуть не пришибло троллевой битой. Замечательный расклад, ничего не скажешь... И вдруг в очередной раз роль защитника, всеобщего спасителя, пытается взять на себя уже Амелия Купер. Для этого она, правда, использует метлу самого Фрэнка, которую он отбросил было, чтобы защитить глаза от вспышки, но это уже действительно не имеет никакой разницы - пусть хоть и метла его обратится в щепки, только бы... А от отца влетит. Это почти смешно, думать сейчас о том, как он станет глядеть в глаза Невиллу, пытаясь оправдаться и объяснить хоть что-нибудь, и достучаться до справедливого, и именно поэтому временами и сурового, собственного отца. Ну, разве он не влипал в истории такие или даже похуже?
Однако хватит, хватит. Порефлексировать они смогут потом хоть всем скопом, если только не придется проводить остаток времени до ближайших каникул в разных койках в Мунго, и если кого-то из них не сожрут. Нееет, только не в его смену, ни за какие подарочки. Троллю, кажется, становится самую малость не по себе от того, что Купер решила устроить ему освежающий летний душ в разгаре осени, да ещё в одежде и в помещении, и эта махина из толстой кожи и вони делает самое примитивное, на что только способно такое существо - пытается защитить глаза, которым, Фрэнки может представить сам по себе, сейчас больно и неприятно. При этом он, кажется, даже успевает забыть о том, что этими самыми руками держал, вероятно, свой полдник, или что за прием пищи должен следовать сейчас, если судить из времени суток - ну, не ради бальных хэллоуинских танцев тролль Флойда перехватил, ну право слово. Главное сейчас - это подобраться ближе, чтобы хоть теперь не сплоховать, и позволить себе один-единственный вдох, дабы сосредоточиться. Пожалуйста, только один, как перед прыжком...
- Arresto Momentum! - Он успевает вскрикнуть уже вслух это в тот самый миг, когда тролль в попытке защититься от воды опрокидывает Люка. И Фрэнк теперь попадает, по-па-да-ет! Ему даже удается проследить за более-менее мягкой, в любом случае, куда более безопасной, чем альтернативные исходы, посадкой Флойда, а затем приходится снова вырываться вперед, теперь - чтобы защитить Амелию, с которой судьба в лице мерзкой твари из Запретного леса вряд ли собирается обходиться хоть немного вежливее. И чтобы хотя бы попытаться этому помешать, хотя бы сэкономить себе пару мгновений, Лонгботтом-младший целится палочкой теперь сам в тролля, конкретнее - в его ноги, сам пошатываясь от того, с какой силой и явно передающейся от владельца яростью из палочки вырываются веревки, ведомые произнесенным "Incarcerous!" крепко сплетая ноги тролля от ляжек и ниже, до самых стоп. Фрэнк тянет веревку на себя, пытаясь повалить монстра, надеясь на то, что Амелии хватит ума и времени отлететь от начинающей клониться туши подальше.
- Помогите мне! Он тяжелый, как я не знаю, что!.. - Справится ли он? Протянет еще хоть пару мгновений? Что вообще случится дальше? Видит Мерлин, Фрэнки не знает, у него в кои-то веки нет даже возможности обдумать свои поступки, и где-то в отдаленном уголке своего воспаленного из-за стрессовой ситуации разума, Лонгботтом-младший вдруг понимает, что ловит от этого настоящий кайф, снимая с себя ответственность за происходящее.

Детишек в Хэллоуин пугают разными персонажами: кого-то возможно привести в ужас леденящей кровь историей о кровожадном вампире, кто-то будет мелко дрожать, боясь встретиться взглядом с призраком или василиском, или, быть может, прислушиваться к тому, как деревья скребутся в окно, а через мост на коне скачет страшный всадник без головы; но все это - чужие тихие и громкие ужасы, боггарты из сундуков или просто кошмарные сны обычно в детских головах и комнатах. Есть и другие вещи, но приходят они позднее, и их хриплый шепот стискивает узами липких судорог до тех пор, пока мы сами, но не кто-то другой за нас, победит его, в своей голове или наяву.
Тролль.
Они пришли в подземелья, чтобы найти тролля.
Это не поиск иголки в стоге сена и даже не потерянного по несчастливой случайности в Темзе кольца: задача, казалось бы, пониженной сложности, ведь подобная груда мышц при фактически низком уровне интеллекта уж точно не мастер маскировки, однако что-то внутри неприятно ёкает прежде чем в памяти всплывает примерный образ типичного представителя данной группы существ.
Сухая цитата из книги до сих пор сидит в голове очень плотно. Классифицированно: ХХХХ - опасное, требуется вмешательство специалиста высокого класса, и далее, по ровным пунктам, которое после проложило его собственное просто с тонкими галочками у самых граней: туп, агрессивен, жесток; питается мясом; фактически устойчив к магии - изображение тролля лишь дополняет картину, рисуя только лишь печальный исход встречи.
Эта зверюшка школьникам не по зубам: факт абсолютно известный. Пожалуй, всем было известно только одно исключение: Гарри Поттер и команда, которые, будучи первокурсниками, сумели противостоять свирепому троллю, проникшему в Хогвартс, в одиночку. Каю было известно и еще одно почти исключение - он сам. Правда, разница между ним и знаменитым подвигом великолепной троицы заключалась в том, что он просто ухитрился выжить при встрече с этим существом, и не стал его ночной закуской, а не победил его.
Прочем, на этой почве сам Стоун не ухитрился воспылать любовь к его зловонию троллю в любых вариациях.
Как это создание оказалось в коридорах школы? Смогло ли оно самостоятельно проявить внезапную инициативу и проникнуть внутрь, в обитель волшебства и магии, или же кто-то - или что-то? - впустило его с каким-то намерением? Множество вопросов, а ответы просто неоткуда взять, даже некогда размышлять над ними, хотя это, кажется, жизненно необходимо. С каждой минутой вероятность того, что кто-то может пострадать, росла в жуткой прогрессии, и нужно было спешить, спешить, спешить. Еще буквально четыре года назад Пташка был сам таким же школьником, искал приключений на собственный тощий хвост, а потому сомневаться в том, что каждая минута промедления может стоить одной (или нескольких) смелых конечностей детям, которые почувствовали ответственность и пошли разбираться с незваным гостем сами, не приходилось.
Если то была шутка, то он бы с удовольствием отбил бы подобное чувство юмора.
Их дыхание кажется громче тишины подземелий. Аврор чутко прислушивается, пытаясь уловить звук вместе с остальными, и растерянность быстро сменяется глухим уколом давно забытого страха как только он слышит раздосадованный рёв тролля, который, кажется, все же нашел ужин, но пока не смог к нему приступить.
Профессор Лонгботтом первый метнулся в сторону, откуда прыгало гулкое эхо по каменным стенам, и Кай вместе с девушкой - он честно не был осведомлен о личности практиканта по заклинаниям, которая смело вызвалась в качестве члена спасательной операции (Стоун точно запомнил, что ее звали мисс Фостер), - бежали за ним. Грохот, доносившийся с той стороны, явственно давал понять, что тролль устроил хэллоуинскую вечеринку не наедине с самим собой, а с некоторым количеством гостей.
Горло сжимается от спертого воздуха, выдавая воспоминания, от которых бегут под кожей толпы мурашек и боль ломает ребра, настолько сильно, что кажется, даже дышать трудно, через силу вдох. Никому и никогда не признался бы, что это самая его кошмарная встреча за последнее время, но старается отогнать от себя маячащие на горизонте сознания образы.
Замирают на мгновение, все втроем, наблюдая картину полного бедлама и безрассудного сопротивления; конечно Пташка подозревал, что его накроет волной с головой, однако не думал, что картинки ворвутся в голову, заставив все его существо окоченеть, поддаться минутной слабости и тому самому детскому испугу...
...жёсткий кульбит отзывается во всем теле серьёзной встряской, в голове ворошится паника и лютое желание поскорее убраться подальше, и черт подери, они действительно могут сбежать, но чужая нога попадает в сплетение корней и застревает; неконтролируемый крик ужаса и осознания ситуации, кровь из-под рвущих части когтистого плена ногтей, зябкий пот, застилающий глаза, просвистевшее прямо над головой нечто, разочарованное рычание; чужая нога высвобождается и позволяет другому встать, но тролль не медлит; единственная минута исчерпана.
Погружение заканчивается за доли секунд,  словно жуткий сон или какое-то наваждение, и мозг начинает работать как можно быстрее, перейти к действиям, но Невилл реагирует быстрее, кажется, кричит на собственного сына и бросает невербальное связывание, что не приходится троллю по вкусу; невозможно отсчитать удары, так быстро стучит в груди: как минимум двое, а то и трое требуют помощи, и все это ещё не конец, все разворачивается со скоростью выпущенной из дула пули.
Но троллю плевать на верёвки, которые легко рвутся от его умноженного на ненависть к мерзким букашкам усилия. Кажется, Кайсан мысленно уже сотню раз повторил, что терпеть их не может.
...паника мешает мыслить здраво, забота о себе, будь неладен отключившийся инстинкт, не так важна; выхваченная палочка извергает "Глациус" в тот самый момент, когда тварь пытается схватить его, но воля случая делает своего дело, и огромная ручища с силой откидывает его в сторону, так, что дышать невозможно, и он катится по земле, на какой-то миг теряя сознание о тряски и боли.
Огромная лапища тянется вверх, и тролль, злобно ревя, вновь пытается подняться - весьма даже успешно, словно веревки только лишь бутафория. Единственное, что приходит в голову буквально за эти миллисекунды, это то, что черт с ней, с этой магией, нужно пользоваться тем, что есть под руками - Стоун свистит, привлекая внимание огромного существа, и, подхватив очень увесистый кусок камня, что есть мочи направляет его в стремительный полет прямо промеж глаз зверюге.
БАМС!
Камень не выдержал столь бесцеремонного обращения, расколовшись на части из-за крепости башки, такой удар на какое-то время дезориентировал продолжающего движение противника - глаза тролля закатились и он издал странный, нечленораздельный звук, похожий на жалобную растерянность, но его огромная рука все же сбивает девочку с метлы, которая вскрикивает и начинает падение вниз.
- Лед ему под ноги!
Аврор с трудом успевает поймать ученицу, просто чудом устояв на ногах - он опасно покачнулся, однако не сменил плоскость, что в общем-то было пускай и маленькой, но таки победой. Девчонка могла стоять и была более-менее цела, даже несмотря на то, что её пришлось придержать, чтобы она, оказавшись на своих двоих, неожиданно не осела прямо там от испуга, который потенциально может быстро завладеть сознанием.
Не сговариваясь, они с мисс Фостер выхватывают палочки, и невербальное заклинание оледенения делает свое дело - тролль вновь падает на спину с громким звуком горного обвала.

Они мечутся, как слепые котята, мало чем отличаясь от студентов, если говорить о степени подготовленности к встрече с троллем. Эти твари, хоть и считаются не самыми разумными созданиями, редко выходят к людям – инстинкт самосохранения, похоже, оказывается лучшим советчиком. Волшебники же в свою очередь в большинстве своём знают лишь, что по классификации Министерства эти существа являются смертельно опасными, и что в теории где-то там существуют специалисты по обращению с троллями и их обезвреживанию.
Очевидно, что среди присутствующих в коридоре Хогвартса таких специалистов нет, даже Кайсан выглядит не особо уверенным в том, что нужно делать. Впрочем, почему даже? Тупые источающие жуткую вонь ходячие горы обычно не входят в юрисдикцию аврората.
Наколдованных Невиллом верёвок хватает ненадолго. Тролль, хоть и изрядно уже потрёпанный, только впадает в ещё большую ярость от каждого нового удара. И вот как можно справиться с этим ходячим хаосом? К тому же кошмарный запах, исходящий от твари, напрочь отбивает способность мыслить здраво.
Найденный Вероникой выход отличается изяществом и вновь изрядной долей чистейшей воды везения. Если бы не весь предыдущий град обрушенных на тролля заклинаний, ничего бы у неё не вышло. Но вылетевший из палочки девушки луч очень удачно попадает прямиком в глубокую царапину, разрывающую защищённую от магического воздействия толстую кожу. Всё в лучших традициях детских сказок. Уязвимое место найдено, враг повержен и снова оседает на пол серой грудой, на этот раз уже безуспешно пытающейся подняться и вновь ринуться в бой.
- Отличная работа, мисс Фостер, - выдыхает Невилл с неуверенным намёком на улыбку. Вновь окидывает разом обратно помрачневшим взглядом коридор, напоминающий место военных действий, и хмуро смотрит на студентов.
- Всем необходимо в больничное крыло. Фрэнк, помоги мистеру Фэю, только осторожно, там, кажется, перелом. И не вздумай сбежать, пока тебя самого не осмотрят, - сопроводив слова строгим взглядом на сына, Лонгботтом поворачивается к Кайсану, - мистер Стоун, вы не поможете девушкам? Мисс Андерсон, кажется, безопаснее будет левитировать, - Амелия, вроде бы, пострадала куда меньше, чем её метла, и по крайней мере может самостоятельно держаться на ногах, хотя, похоже, очень напугана, что в общем-то совсем не удивительно.
- Мисс Фостер, сообщите, пожалуйста, директору, что тролль обезврежен, - Невилл морщится, глядя на утробно подвывающую груду мышц на полу, и наколдовывает защитный барьер вокруг, - и необходимо… выдворить его из школы и заняться выяснением обстоятельств его появления. А я сопровожу в больничное крыло мистера Флойда.
Лонгботтом подходит к лежащему без сознания окровавленному парню, осматривает, не прикасаясь, хмурится ещё больше. Можно было бы применить Enervate, но, пожалуй, пока милосерднее не приводить его в чувство. Мужчина взмахом палочки наколдовывает носилки и очень осторожно левитирует на них студента. Со вздохом поднимает носилки в воздух и медленно направляется к выходу из подземелий.
Школьной медсестре сегодня предстоит много работы.