Ты обожаешь путешествия.
Смотришь в окно на красивые, но излишне яркие для тебя пейзажи Сикоку, глубоко вдыхаешь воздух, вкус которого так и не стал привычным за эту неделю. Сознание не желает смиряться с такой многогранностью мира, постоянно повторяя наивный вопрос: «Это вообще Земля?». Впрочем, и ты сама – с рыжими волосами, светлой кожей и веснушками – для местных словно экспонат музея странных существ. Когда ты исследовала «приливные» камни - здешнюю легенду, оказавшуюся вполне правдивой – подобное внимание мешало, но сейчас, закрывшись в не-своей комнате, наконец-то можно расслабиться. Разминая шею, ты окидываешь взглядом вещи и вновь радуешься тому, что не взяла ничего лишнего, а потому успеешь сложить все достаточно быстро. Все дело в том, что любой сбор вещей – что для поездки, что для возвращения – превращается в своеобразную экскурсию по собственной жизни, и оттого невольно затягивается. Хорошо, что ты предпочитаешь трансгрессию другим видам транспорта, излишне строго следующим расписанию.
Сперва ты берешь в руки записную книжку и дополняешь собственные заметки. Если не сделать этого сейчас, ты забудешь, что значило то или иное сокращение уже через неделю, погрузившись с головой в новое исследование. В чем смысл собирать знания, если не намереваешься их хранить? Постепенно заметки дополняются зарисовками запомнившихся мест и вещей – вид на Внутреннее море с берега Токомацу, пруд в Рицурин, небольшой деревянный мост, «приливная» яшма. Ты жалеешь, что не можешь передать контраст синего и красного на последней картинке, но не сомневаешься, что сможешь описать это словами, когда будешь рассказывать брату о поездке. Когда ты в очередной раз перелистываешь блокнот, из него выпадает подсохший лист граба и неотправленная мужу открытка. Ты так и не нашла момента, чтобы закончить  послание, а делать это сейчас не видишь никакого смысла. Лист остается в записной книжке в роли закладки, а открытка превращается в пепел. Финальное «Tergeo» - и от никому не нужной сентиментальной мелочи не остается в буквальном смысле ни следа. Когда ты заканчиваешь собирать вещи, на небе уже видны звезды.
Бросаешь последний взгляд в зеркало – поправить волосы и удостовериться, что выглядишь прилично. Ты надеешься, что когда-нибудь это начнет непринужденно получаться само собой - возможно, когда ты станешь еще старше? Рыжеволосая женщина в зеркале тепло улыбается тебе, явно зная правду. Возможно, она уже смирилась со словом "никогда", но тебе для этого нужно еще немного времени. Где-то пара лет, чтобы осознать, что тебя устраивает быть такой, какая ты есть. Впрочем, возможно, немного больше. Десять? Двенадцать? Улыбка отражения становится шире. Тебе никогда не стать человеком, которым, как тебе казалось, ты будешь - и скорее всего это к лучшему.
Перекинув через плечо ремень портфеля и взяв в руки небольшую сумку, ты закрываешь глаза, чтобы проще было представить желто-зеленые холмы родного Абердиншира. Воображение дорисовывает картинку столь живо, что ты, кажется, можешь ощутить прикосновение к светло-серому камню, из которого состоят стены замка. Все прочие мысли отошли на задний план. Ты поворачиваешься вокруг своей оси, мысленно нащупывая путь сквозь огромное расстояние.
Самая лучшая часть любого путешествия - возвращение домой.
Ты открываешь глаза, и дневной свет, пробивающийся через облака, на несколько мгновений ослепляет. Девять часов разницы между двумя столь непохожими мирами. Вокруг блеклые, но близкие сердцу пейзажи. Ветер смело играет с прической, которая мгновения назад была аккуратной. Ты глотаешь холодный воздух родного места, словно пытаясь насытиться.
Позже, может быть, через пару дней, ты доберешься до дома Селвиннов - оставишь там вещи и попытаешься в очередной раз создать видимость того, что являешься хозяйкой того особняка. "Дом Селвинов" звучит весьма иронично, учитывая что Селвины там почти не бывают.
Поблизости раздается лай, и ты видишь бегущего тебе навстречу ирландского волкодава. Когда он добегает до тебя, явно признав знакомого человека, ты ласково треплешь его по голове. Кажется, если Буян встанет на задние лапы - а судя по его игривому настроению, он вполне на это способен -, то будет выше тебя. Такое внимание быстро утомляет, а потому ты направляешься в дом, оставляя собаку резвиться во дворе. Ты никогда так и не решилась на настоящее домашнее животное и не сильно жалеешь об этом, особенно учитывая, как редко у тебя получается уделять время собственным детям.
Когда домовик открывает дверь, ты понимаешь, что пришла в разгар уборки. Не желая мешать, ты проходишь в гостиную, оставляешь там сумку и, вытянув ноги, садишься в глубокое кресло у камина. Шолто, вполне ожидаемо не обращая внимания на твое вежливое "Спасибо, ничего не нужно", приносит тебе чай. Холодный чай. Ты прикрываешь глаза, наслаждаясь знакомым вкусом и вниманием эльфа к твоим нелепым странностям. Шолто к тому времени вновь исчезает, намереваясь приготовить - обед? Ужин? Ты еще не привыкла к смене часовых поясов, и потому не можешь сориентироваться.
Когда ты окончательно расслабляешься, то даже позволяешь себе снять туфли, и ноги тут же дают знать, как они устали. Вместо того, чтобы разбирать вещи, ты начинаешь исследовать дом, проверяя, как он изменился с момента твоего отъезда. Больше всего тебе нравится обнаруживать отсутствие чего бы то ни было нового. "Дом, в котором ничего не меняется" - по крайней мере, в твоем идеальном мире все было бы именно так. Ты любишь возвращаться из странного и неустойчивого мира туда, где все предсказуемо и понятно.
В углу гостиной ты обнаруживаешь брошенное пальто Берта и уже хочешь высказать Шолто все, что думаешь о его уборке, но вспоминаешь, что он прервался из-за твоего приезда. В конце концов, такой мелочью ты можешь заняться самостоятельно, верно? Ты поднимаешь пальто, и в этот момент из его кармана что-то падает на пол. Загадочный предмет ведет себя словно живой - пытается скрыться от твоего внимания под одним из шкафов, но ты, не намереваясь ползать по полу словно ребенок, достаешь палочку и прерываешь его путь коротким "Accio".
У тебя в руках тюбик с губной помадой. Сперва тебе кажется, что произошла ошибка - возможно, это выпало из твоего кармана, и пальто Бертольда тут не при чем? Но провернуть подобный самообман слишком тяжело: ты с легкостью отличишь свою косметику от чужой, и это принадлежит явно не тебе. Ты вертишь металлический тюбик с недоверием и опаской, словно это темный артефакт, а не смесь красок, воска и масел. В голову сходу рвутся десятки возможных вариантов, и ни один не кажется достаточно правдоподобным. Ты пытаешься убедить себя, что тебе попросту любопытно, но печальная правда в том, что чувство, овладевшее тобой с головой, это страх.
Самая худшая часть любого путешествия - когда ты возвращаешься и не знаешь, что произошло, пока тебя не было.
Иногда ты ненавидишь путешествия.

Отредактировано Fiona Selwyn (2018-04-12 16:10:48)

Сидя в комнате, которая так и не перестала быть твоей даже после замужества, ты выстраиваешь разветвленные мысленные диалоги с братом, пытаясь сразу отбросить неподходящие варианты. Таковых получается столь много, что ты открываешь записную книжку в надежде составить список безопасных фраз. Перо в твоей руке надолго замирает над страницей, оставляя под аккуратными заметками жирную черную кляксу. Клякса растет стремительно, словно хочет захватить весь лист, и ты поспешно избавляешься от нее нервным "Scourgify", после чего откладываешь книжку в сторону. Кажется, ничего безопасного в этом разговоре не предвидится.
После того, как ты узнаешь о возвращении Берта, ты проводишь в своей комнате не менее получаса, пытаясь перед зеркалом принять как можно более непринужденный вид. Ты даже не осознаешь, что в подобных тренировках прошла почти вся твоя жизнь, и изображать искреннюю улыбку и радость перед кем угодно для тебя не менее естественно, чем дышать. С собой вниз ты берешь записную книжку, давая сознанию рациональное объяснение - ты всего лишь хочешь показать брату рисунки. На самом деле ты опасаешься, что нервные движения рук смогут окончательно выдать тайну, хозяйкой которой ты стала так неожиданно.
Брат встречает тебя с улыбкой, кажущейся не менее искренней, чем твоя собственная, и ты позволяешь себе немного расслабиться. Впрочем, учитывая, насколько ты напряжена, обнимая брата, этого "немного" явно недостаточно, чтобы он ничего не почувствовал, но ты надеешься списать все на простую усталость.
- Здравствуй, - ты мягко улыбаешься ему в ответ, скользя взглядом по столу и пока еще не дымящей трубке. Картина кажется знакомой и почти обыденной, и ты даже успеваешь подумать, что загадочное "нечто", случившееся в твое отсутствие, не может быть таким страшным, как ты себе вообразила, иначе брат сказал бы об этом сразу. Но твое сознание услужливо подбирает дополнительный вариант: "Может, произошло что-то, о чем он и не собирается рассказывать?" Это тревожит тебя куда сильнее любых потенциально неприятных новостей, но эти эмоции не находят отражения на твоем лице - на нем все та же мягкая улыбка, вот уже в который раз служащая спасительной маской. Ты считаешь, что должна как минимум дать Берту шанс рассказать обо всем самому. В конце концов, твой брат - один из немногих людей, заслуживающих подобные шансы, разве нет?
Ты садишься напротив, все еще держа в руках блокнот, и выдыхаешь с видимым облегчением, желая дать понять, что поездка была утомительней, чем хотелось бы. На самом деле ты даешь себе еще одну возможность взять себя в руки и не нервничать из-за потенциально незначительных вещей, но отличить одно от другого, не читая твоих мыслей, было бы невозможно.
- Поездка прошла прекрасно, но я не уверена, что в следующий раз задержусь так надолго, - ты замечаешь Шолто и едва уловимым жестом даешь понять - ты хочешь что-то кроме стоящего на столе морса. - Я люблю новые впечатления, но из Японии их увозишь с собой больше, чем хотелось бы, - эльф появляется с очередным за этот долгий день бокалом холодного чая, и искренность твоей улыбки окончательно перестает быть притворной, пусть даже разница едва уловима. Вновь глубоко выдыхая, ты откидываешься на спинку стула. Когда-то ты читала, что принятие расслабленной позы может помочь успокоиться, и теперь с запозданием решаешь проверить это на практике.
Тебе не терпится задать формальный с точки зрения вежливости ответный вопрос о делах, но ты не хочешь торопить события, а потому продолжаешь рассказывать о поездке, впечатлениях и даже показываешь несколько зарисовок. Ты лелеешь в себе две противоположные по смыслу надежды: что брат сам упомянет, что у вас недавно были гости, и твой незаданный вопрос отпадет сам собой, и что отсутствие разговоров о чьей-то губной помаде автоматически сотрет несчастный тюбик из реальности. Несколько раз в твоей голове даже пробегает мысль проверить, все еще лежит ли он в кармане пальто, куда ты вернула его, или же оказался предметом одного из тех дурных снов, что так напоминают реальность. Последний вариант кажется весьма заманчивым, но ты не без оснований привыкла доверять своей памяти и не страдаешь излишней наивностью.
Постепенно твой рассказ подходит к логическому завершению - разумеется, в нем ты не упоминаешь о сожженной открытке, считая это не самой интересной новостью дня.
- Надеюсь, у тебя здесь тоже все хорошо? Ничего интересного не произошло, пока меня не было? - ты не отводишь взгляд, и все же пытаешься не смотреть брату в лицо, чтобы не дать понять, что ждешь правдивого утвердительного ответа. Твои плечи уже болят от напряжения. Кажется, метод, о котором ты читала когда-то, является глупостью - столь же нелепой, как вера в существование неизменяющегося мира или людей, ведущих себя ровно так, как ты ожидаешь.

Отредактировано Fiona Selwyn (2019-11-14 11:30:28)

Брата забавляет твоя двоякая оговорка про время поездки, и он явно не успевает уловить, что "надолго" в твоем случае скорее означало количество произошедших за поездку событий - как в Японии, так и дома. последних так уж точно было значительно больше, чем тебе хотелось бы, но пояснять неловко-странную фразу ты не считаешь нужным. Остается лишь вежливо улыбаться в ответ на его шутку, пусть сейчас она вовсе не кажется смешной. Впрочем, ты так часто проворачивала этот несложный трюк с мужем, что уже давно овладела им в совершенстве, а теперь с отстраненным любопытством замечаешь, что он хорошо работает и на Берте.
В процессе твоего долгого рассказа он то с искренним, то с очевидно притворным любопытством расспрашивает о подробностях, и тебе сложно понять, как Берт на самом деле относится к подобным обсуждениям твоих поездок. Считает ли этой подобием устоявшейся традиции, которую просто не желает нарушать? А может, это просто один из способов разнообразить вечер, не придумывая дополнительных тем для обсуждения? Или - как сегодня - способ отвести внимания от собственной жизни, о которой не хочется говорить со старшей и единственной сестрой?
Порой непрошеное звание старшей кажется до смешного нелепым, и разница в возрасте между вами стирается, а то и принимает противоположные значения. Стоит на мгновение забыть, что у тебя уже трое взрослых детей - и на секунду ты даже можешь поверить в иллюзорное старшинство Берта, успешно перенявшего почти все официальные дела лавки вместе с бумажной волокитой в тот момент, когда ты беспомощно замирала от осознания самого факта существования подобных вещей. Но серебряный медальон напоминает о себе холодным прикосновением к коже, и иллюзия рассеивается, превращая тебя из притворно-младшей сестры в уставшую женщину сорока девяти лет. И да, твой брат по какой-то нелепой причине хранил в кармане пальто алую губную помаду, и по столь же нелепой причине это волнует тебя настолько, что ты всерьез собираешься поговорить с ним об этом - в таких условиях невозможно не чувствовать себя ни старшей, ни просто старой.
В ответ на твой вопрос в воздухе повисает долгая тишина, и она кажется куда более красноречивой, чем любые слова. Они, в общем-то, и не требовались бы - достаточно было просто окончательно дать понять, что этот разговор окончен, что они оба понимают друг друга, но одна из сторон не желает продолжать этот диалог, и другой невольно придется с этим считаться. Но Берт, очевидно, не до конца понимает тебя, а может, просто пытается понять, что тебе известно, и потому начинает рассказывать какую-то ерунду о работе - почти рутинную, в тех или иных вариациях повторяющуюся каждый месяц, если не неделю. Кто-то вечно чего-то ждет, на что-то надеется, дела не делаются быстро, и все превращается в гниль. Все вокруг вечно превращается к гниль, потому что таков порядок вещей, что в этом может быть интересного?
Ты слышишь щелчок зажигалки, и настолько живо воображаешь привычный и неприятный запах дыма, что начинаешь чувствовать его даже до того момента, как он в действительности достигает твоего носа. Эта привычка стойко ассоциируется у тебя с отцом, хоть последние годы ты его почти не видишь, и мужем, до недавнего времени так успешно пропавшем из твоей жизни, и тебя злит, что неприязненное отношение к ним ты из-за такой мелочи невольно переносишь на брата. Мысль о муже заставляет тебя нервно повертеть кольцо на левой руке, но снять его ты в очередной раз так и не решаешься. Ты почти не замечаешь, как начинаешь тонуть в собственных мыслях, забывая изобразить хоть сколь-нибудь заинтересованный вид, и почти перестаешь слушать брата. Его вопрос застает тебя врасплох.
Спрашивать прямо было бы невежливо, а ты все еще хочешь сохранить остатки приличия. Приличные старшие сестры не лезут в личную жизнь братьев без приглашения, особенно если порог совершеннолетия пройден этими братьями много лет назад. Приличной быть ужасно утомительно, но грубой - все еще куда более страшно.
- Конечно, прости - твои губы ненадолго застывают в полуулыбке, но быстро превращаются в подобие тонкой нити, пока ты пытаешься подобрать удобные слова.
- Просто думала, ты расскажешь мне, что за история связана с тем пальто, - ты делаешь неопределенный поясняющий жест рукой, но слова в нем явно не нуждаются. Обручальное кольцо все еще ощущается словно что-то лишнее, но ты быстро ловишь себя на очередной попытке снять его с пальца, и предотвращаешь ее. Остается лишь с грустью гадать, когда вы настолько перестали доверять друг другу, и почему это стало заметно лишь сейчас.

Он молчит, и воздух вокруг уже переполнен тяжелыми паузами и несказанными словами. И он, и ты явно тщательно выбираете, что произнести вслух, а что оставить при себе, словно некое особое оружие, которое не стоит демонстрировать противнику до самого конца и гарантированно победить. Да, в этом разговоре вы - противники, и твой брат, пусть и с некоторым опозданием, но все же понимает это. Ты убеждаешь себя в том, что твоей вины тут почти нет - что он мог бы сам обо всем рассказать, не вынуждая тебя прибегать к расспросам; что уж теперь, когда ты спрашиваешь напрямую, он мог бы просто ответить. Собственные доводы кажутся очень разумными и логичными, но колючее чувство вины сидит внутри и впивается все глубже. Можно было быть мягче, - подсказывает оно. Можно было уступить. Можно было подождать - еще день, месяц, год - сколько угодно подождать, чтобы он обо всем рассказал сам. Ты не исключаешь, что была не права, но отступать уже поздно, да и совсем не в твоих правилах. В конце концов, все твои действия и слова продиктованы искренним беспокойством за брата, исходящем из столь же искренней любви к нему. Что может быть нелепей, чем извиняться за любовь?
Берт отвечает на твой вопрос, по сути ничего не говоря, и веди он этот разговор с кем-нибудь другим, ты могла бы восхититься тем, сколь резко он перевел тему. Впрочем, будь на твоем месте кто-то еще, не исключено, что на вопрос Берта действительно попытались бы ответить, в итоге переходя к неуклюжим оправданиям - "я просто хотела убрать пальто", "я не лазила по карманам, нет, оно само выпало", "я не специально, просто так получилось". Возможно, и ты могла бы запутаться в этой паутине, попав в подобную ловушку - лет тридцать-сорок назад, когда виновато оправдывалась перед родителями за что-то, в чем на самом деле ни разу не считала себя виновной. Не сейчас. Не когда у тебя самой трое детей взрослых детей, с которыми ты не раз проворачивала подобный трюк, когда в этом была необходимость.
- Неудачный день, - ты сочувственно наклоняешь голову, стараясь звучать максимально нейтрально. В конце концов, хоть в этом аспекте Берт вполне мог говорить правду, и высмеивать это сейчас было бы просто мерзко.
- Мне правда жаль это слышать. Радует лишь, что на том пальто эти злоключения никак не отразились, - ты гадаешь, к чему он упомянул дождь, но решаешь, что он то ли пытался акцентировать внимание на незначительных мелочах, пряча за ними значимые, то ли просто приукрашивал историю, чтобы последующая ложь казалась более правдоподобной.
Его пытались ограбить - это даже звучит смешно, и потому ты всерьез удивляешься, когда он не пытается изобразить хоть жалкое подобие улыбки.
Борджина пытались ограбить - звучит как завязка городской легенды с плохим концом для любого из участников событий, не имеющего отношения к семейству совладельцев знаменитой лавки.
Бертольда пытались ограбить - и почему-то об этом до сих пор ничего нет в газетах наравне с заметкой про какое-нибудь особо жестокое убийство, подобного которому свет не видел десятки лет. Вот уж про что ты послушала бы с реальным интересом, в отличие от рассказов о чьих-то скучных фамильных шкатулках и апелляциях.
Твоего брата пытались ограбить - а зачарованное кольцо, которое ты не снимаешь даже перед сном, все время оставалось едва теплым, нагреваясь лишь от твоих пальцев и не улавливая никакой опасности для носителя парного украшения.
Ты позволяешь себе толику сомнения в артефакте и на всякий случай позже решаешь проверить, не нужно ли обновить заклинания, но вещам верить всё ещё проще, чем людям, пусть даже таким близким. Тем более брат выдает информацию про ограбление с таким ощутимым сомнением в том, стоит ли ее произносить вслух, что у тебя не остается даже шанса поверить в ее правдивость. Потому что какому идиоту придет в голову грабить Борджина? И ведь даже если бы - в теории - это было правдой, разве это как-то объясняло наличие в кармане помады?
Как это ни нелепо, тебе было бы куда проще смириться с тем фактом, что на Берта кто-то напал, и сейчас он - разумеется, успешно разрешив эту проблему - просто скрывал от тебя подробности, открыто обсуждать которые в приличном обществе было не принято, нежели видеть, как попыткой намека на нечто серьезное он прикрывает наличие в жизни кого-то, о ком не хочет - или стесняется? - говорить тебе прямо. Но все умозаключения безальтернативно ведут ко второму пути, и у тебя не остается выбора кроме как принять его за истину. Поджав губы, ты тщательно выбираешь, что именно стоит произнести сейчас.
- Но я так понимаю, что из столь нелепой попытки ничего не вышло, верно? В конце концов, именно тогда ты и приобрел небольшой сувенир на память, видимо, отомстив неудачливому грабителю? - ты позволяешь себе тихий смешок, и со стороны это звучит почти как шутка, но на самом деле ты всего лишь отвечаешь на вопрос брата - просто играть предпочитаешь на своем поле.
- Я многое могу представить, но что тебя пыталась ограбить женщина - с трудом. Может, ты расскажешь, как так вышло?

В твоей голове этот разговор похож на особо сложное зачарование - одно из тех, что удаются в лучшем случае один раз из сотни, если не тысячи. Определи верную последовательность действий, пойми, какие заклинания необходимо использовать - а порой и изобрести, вложи достаточно энергии, времени, труда - и получишь тот результат, которого ждешь. На тот самый сотый - или тысячный - раз попыток. А вот все остальные закончатся в лучшем случае ничем, а в худшем - катастрофой.
Ты подбираешься к желаемому результату с разных сторон, пытаешься снова и опять - но ничего не происходит. А потом ты в очередной бесплодной попытке забываешь об осторожности - и внезапно ощущаешь, что еще одно неверное слово или движение, и все закончится. Все закончится.
Как ты к этому пришла? Все прошлые попытки казались верными шагами по направлению к правильной цели, но вот ты на грани краха, и все, что остается делать - беспомощно взирать со стороны, задерживая дыхание в страхе окончательно нарушить баланс. В своем упорном стремлении достичь цели, уже почти потерявшей смысл за бесконечными попытками, ты почти не слышишь грома. А ведь за ним последует ураган, остановить который будет невозможно. И никаким Reparo будет не склеить того, что казалось столь надежным. В какой момент ты наступила на ту злосчастную бабочку, столь невовремя попавшую тебе под ногу?
Уже и не вспомнить, в какой момент безобидные и беззлобные колкости, которыми вы обмениваетесь в том числе весь сегодняшний вечер, стали ранить столь глубоко. И почему было не остановиться еще в тот момент? Теперь же вы оба завязли в этом терновом кусте, и попытки выбраться из него делали лишь больнее, заставляя при этом оставаться на месте.
В какой-то момент Берт замолкает, и в воздухе зависают несказанные слова, но ты все равно слышишь их в своей голове, мысленно продолжая фразу вместо него. Как он смеет заявлять, что вещи для тебя важнее, чем - нет, не люди, потому что это было бы правдой, но - чем семья? Чем он? Неужели он и правда так думает, или это лишь очередной - пусть и невысказанный, невидимый шип, который все равно ранит особенно сильно? Как будто тебе есть дело до какой-то тряпки, что за абсурд. Каким образом от непрямой, но явной для тебя просьбы о простом доверии вы дошли до обмена желчными и ядовитыми насмешками?
Вы оба так долго пытались сохранить формальную вежливость разговора, но с каждым новым словом эти попытки теряли всякий смысл. С тем же успехом вы могли, сидя друг на против друга, давать друг другу пощечины - это было бы столь же "эффективно", но куда более откровенно и даже в чем-то менее болезненно. Ты не провела в Великобритании еще и дня, но чувствуешь себя вымотанной и обессиленной. Раньше так сильно ты уставала лишь в доме Селвинов, а в Абердиншире всегда ожидало приятное спокойствие и ощущение дома, неизменное все эти годы. Один лишь тюбик с помадой, один разговор - и все это должно было пропасть из твоей жизни?
Усталость из эмоциональной перетекает в физическую за считанные минуты, и ты поражаешься от осознания, что тебе тяжело поднять кисть даже для того, чтобы совершить простой жест рукой. Возможно, и стоило бы сделать безумно опоздавшую, но все же паузу, для которой еще не стало слишком поздно - сказать, что, знаешь, это просто погода, плохой день, начавшийся не с той ноги, забудь, забудь обо всем этом, и с утра мы поговорим как двое взрослых и родных людей, которыми мы и являемся. Но у тебя нет сил даже на то, чтобы просто уйти. Ты просто сидишь здесь, слыша искреннее недоумение в его вопросах, и не понимаешь, что делать дальше.
- Помада в кармане пальто, - ты устало выдыхаешь, уже не в силах даже держать осанку, и опускаешь плечи. Смотреть куда-то в стол проще, чем на брата, и хотя тебе не привыкать выбирать сложные варианты, в этот раз не получается даже такая мелочь. - Я ведь ничего не имею против. Просто хотела, чтобы ты рассказал сам.

Отредактировано Fiona Selwyn (2018-11-23 14:05:43)

Ты вскакиваешь со стула одновременно с тем, как брат произносит - нет, рычит заклинание. Тебя шокирует и то, что он вообще произносит его вслух, и то, что ваш начавшийся безобидным разговором вечер перерос в это. Твоя ли во всем вина? Противоречия разрывают, и тебе хочется подойти, наконец, к брату и извиниться за всю эту нелепость, за попытки играть в игры тем, где можно было бы спросить прямо - или, вот же откровение, и вовсе не спрашивать.
Вы оба взрослые люди, ты не просишь у Берта советов по поводу отношений с мужем, с которым вы вот уже пятнадцать лет общаетесь по переписке и встречаетесь не чаще раза в год по праздникам. Если бы брату нужен был совет или помощь, он бы пришел к тебе сам. Ты опускаешь взгляд и изучаешь собственные руки, не желая смотреть, как Борджин со злостью выворачивая карманы собственного пальто, проверяя искренность твоих слов.
Кольцо на левой руке цепляет взгляд одним своим видом, и ты не в первый раз за вечер - да и за жизнь - ловишь себя на желании снять его, пусть и не собираешься идти на поводу у экспрессивных порывов. Кольцо на правой воспринимается как неотъемлемая часть руки - тонкий золотой обод, едва нагретый теплом твоих рук. Ты проводишь пальцем вдоль кольца, слыша, как брат бросает на стол мелочь из карманов, и впервые за все эти годы задаешься вопросом - работало ли наложенное на него зачарование хоть раз? В твоих воспоминаниях лишь комфорт, спокойствие, связанное с тем, что Берту не грозит опасность, раз кольцо остается неизменным. Пусть он и скрывал подробности произошедшего, но стал бы брат лгать тебе про попытку ограбления, которой не было? Ты хмуришься, запрещая себе даже подозревать что-то кроме ослабевания чар, и восклицание Берта становится спасительной соломинкой, не позволяющей размышлениям дойти хоть до какого-то связного вывода.
Берт меняется на глазах, и его злость исчезает, оставляя за собой лишь растерянность. Ты искренне сочувствуешь, пусть он и пытался спрятать от тебя всю эту историю, явно причиняющую ему боль. Ты, следуя за братом, вновь садишься и безуспешно пытаешься поймать его взгляд.
Его слова звучат как в детстве, когда вы отчитывались перед родителями за порванные книги или обгоревшие шторы. Разумеется, он не знал, что она здесь - иначе и сказал бы, как только ты упомянула пальто. Разумеется, он был с девушкой - впрочем, если бы не проклятый тюбик, ты вполне могла бы удивиться. Последняя девушка Берта, о которой тебе было известно, исчезла из его жизни много лет назад. Ты отбрасываешь вновь вплывшее сомнение о твоей общей осведомленности о жизни брата.
Когда он упоминает, что неведомая обладательница алой помады рассталась с ним, ты лишь хмуришь брови. Кто эта девушка, из-за которой  оказалось испорчено твое возвращение? Ты обдумываешь эту мысль, и понимаешь, как удобно было бы переложить всю вину на незнакомку. Вы с Бертом - просто жертвы обстоятельств, а во всем виновата она: в том, что вообще появилась в жизни брата; в том, что не менее внезапно покинула ее; в забытой в кармане пальто помаде и этом разговоре; в том, что вы с братом, оказывается, совсем разучились делиться друг с другом чем-то помимо информации о делах лавки и о твоих поездках.
Ты с грустью встречаешь взгляд Берта и после секундных сомнений обходишь стол и кладешь руку на плечо брата. Вы оба уже давно не дети, но ничто и никогда не изменит того, что твоему младшему - и уже единственному - брату нужна поддержка, о которой он даже не считал верным попросить. Не ты одна в попытке уберечь брата от чужих проблем скрываешь то, что тебя волнует. Почему-то когда так поступаешь ты, это кажется правильным, ведь ты все-таки действительно старше, ты просто не имеешь права перекладывать свои проблемы на плечи брата. До этого точно так же делал Ансельм, и это тоже казалось верным, ведь тогда старшим был он. А теперь получается, что эта черта свойственна вам всем. Может, это семейное?
- Почему ты считаешь, что происходящее в твоей жизни - ничто? Уж точно не для меня, - ты с грустью улыбаешься и, следуя порыву, обнимаешь брата за плечи.
- Я бы не отказалась послушать историю про тот вечер, ограбление и какую-то... девушку, - "идиотку", думаешь ты, но, разумеется, не оскорбляешь вслух ту, кто нравился, а может, и все еще нравится твоему брату.
- ...которая отказалась, возможно, от лучшего, что могло ждать ее в жизни, - ты понимаешь, что подобным образом разговаривала разве что с Медеей, когда та в тринадцать впервые безответно влюбилась, и это заставляет чувствовать себя ужасно глупо. Твоя дочь уже тогда отмахивалась от твоих попыток ее успокоить, почему с Бертом должно получиться лучше? Но ты лишь крепче сжимаешь его плечи.
- Прости, что заставила тебя рассказать об этом так. Порой мне кажется, что я замечаю очень многое, но при этом явно игнорирую очевидное. Давай просто постараемся... доверять друг другу больше, чем привыкли? - ты произносишь это и веришь, что у вас даже может получиться, но про зачарованное кольцо все-таки решаешь не спрашивать.