Казалось, не замок даже, а целый гранитный утес молча и зловеще движется по волнам темноты. На фоне размытого тумана показался довольно высокий мужской силуэт,  заложивший руки за спину, стоя возле края смерти с армейской выправкой. Глаза мертвеца повидали пять сотен лет, но так и не научились сиять  жизнью как раньше. Свет, любовь, мрак, ненависть, надежда, отчаяние, морок опутавший своими ледяными щупальцами паразитом каждое его естество. Все смешалось по тропе долгой жизни. Удивительная, завораживающая, как полет, и тяжела, словно могильная плита и раздирающая душу вечная жизнь. И все же красота, боль, попытка выжить, зацепиться за что-то и осознание обреченности.
Мир представился для него иным, чем казался на самом деле. Граф не ожидал за свои века увидеть столько обезображенных, изуродованных душ. На глубине, которую он достиг, нет ни красоты, ни эстетики в привычном их понимании. Красота мира, словно сквозь ужас продирается. Замерзшие травы, своевольные равнины, дикие просторы, болота, лица…  пустые, потухшие, словно восковые фигуры, минувшие тени. Все они давно преданны земле,  а из тел прорастают деревья.Не многие из них смогли подняться над хаосом, над запущенностью и разложением. Горечь овладевает, когда почва выбита из-под ног. Это не сказка и не притча, это реальность, это то, что делает с людьми жизнь. Концентрированная быль, где соединилось все – безумие и спасение, распад общества. Человек человеку волк…или брат? Как трудно, должно быть не завыть, живя с волками. Потерянные, все еще живые, но такие мертвые, блуждающие, безвольные  потерянные души. Он всю не жизнь наблюдал, как рассудок смертных бессилен перед абсурдом. Бессилен перед самим собой. Война за все время проехалась по телам и по душам многих.
Де Грасс любил смотреть, как люди умирают. Безумная печаль и невероятная красота. Они имеют свойство не напрягать свою душу, игнорировать и не думать об ужасных вещах, которые как мухи вьются рядом и ожидают  свой кусок. Рано или поздно земля будет требовать новый корм и им совершенно некуда бежать. От них ничего не останется, если они сами после себя не оставят свой достойный след. Он тоже в их числе потребителей львиной доли. А вампир умеет необычный талант к ожиданию неизбежного. Еще, возможно, через сотни лет он будет наблюдать новые эры и тот же  один сценарий. Бесконечный танец жизни и смерти. Взлет и падение. Рождение и загнивание.
Губы аристократа тонко улыбнулись хищной птице, что радовалась полету, свободе, взлету и падению над волнами. Крик беркута разносился бритвой, пронзая острый слух. Выставив крепкую руку перед собой, сгибая длинные пальцы в сокольничей перчатке, Лазарь подал свист, подозвав беспечную пташку к себе, и та вцепившись невероятно острыми когтями, как в самое дорогое в его пернатой жизни.  Сердце в маленькой клетке билось свободой, а глаза маленького, но такого свирепого хищника смотрели с вызовом, вновь расправляя свои могучие крылья.
- Красивый, яростный  охотник, молодой и сильный. Мы сработаемся, Здислав – вампир тонко изучал птицу, оперение. За минувшее года его товарищи сменялись, порой слишком быстро, возможно он даже не успевал привыкнуть так, как они привыкали к нему. Магические или нет, они не могли составить вечную компанию. – Когда-нибудь, мой яростный птенчик,  я воплощу свою задумку в жизнь и закончу эксперимент. Ожившая таксидермия, ты ведь завещаешь свое тело мне после своей короткой жизни, мой юный друг? – на полном серьезе глаза твари сканировали птаха с извращенной заботой. И через минуту Лазарь залился смехом, каркающим и сухим. – Ой ли? Во всяком случае,  пока.

Заблудиться в замке Хагалаз — дело не хитрое. А если коридоры и подземелья подобно корням могучего дерева глубоко уходят в окружающие ее скалы, то похоронить себя заживо проще простого. Лазарь ориентировался как паук в огромной паутине.  Стоило ему подойти к воротам, как Здислав взмахнул крыльями, взлетев к башне.
Голос крови словно морок -  Мордред его подери. Вместе с непорочной девкой. Поселить в замке девственницу, чья кровь совсем недавно омывала его длинные клыки по самый корень, густой патокой  стекала по стенкам горла, оставляя за собой металлический привкус,— не самая выдающаяся идея вампира-аристкората. Но и отпускать невинную душу в чужие лапы, за пределы собственных загребущих лап, совсем никуда не годиться.  Такая вот безвыходная ситуация нарисовалась.
Подсесть на этот наркотик проще простого, ведь к хорошему моментально привыкаешь. Если раньше с экзотикой не было больших проблем, то нынче же «днем с огнем не сыщешь», а отведав один раз, захочется второй. Тогда, во времена его адской молодости, всем известная вампирша лишила жизни около 650 юных дев. Где ж их ныне столько наберешь? Лазарь еще до своего сна твердо начал понимать одну простую истину — в XXI веке крови целомудренницы не надоить даже на то, что бы принять душ. О ванне и думать забудь. Тем более о частых приемах. Едва хватит от души побрызгаться, радостно выпучивая глазки. Значит, нужно делать полезной ее целомудренность, распорядиться ей в своих интересах, наиболее выгодных. Для себя. И чем же юные ведьмы думают, когда остаются наедине с  мужчинами, соглашаются даже не будучи в помолвке жить в замке с людоедом? Ай яй яй.
- Лала. – Тихо сказал вампир не останавливая восхождение по огромной лестнице.
- Господин? - Домовичка подав приветствие, смотрела ему в след, дав поклон.
–  О чем не спрашивают, о том не говори. До времени все с рук сходит. Сдержишь свой язык – сохранишь голову. Мадмуазель любопытна и беспокойный дух тянется туда, куда ворон костей не заносил. Дева не должна ступать, где ее быть не должно. Наблюдай  внимательно за мисс Берк. – Мужчина остановился и коротко посмотрел через плечо, что бы увидеть кивок и испуганные глазки. В этих стенах слишком много опасностей и таин, о которых деве лучше не знать, и некоторые Лазарь и сам не до конца разгадал.  Всему свое время.
Заняв глубокое  кресло в библиотеке, он нашел на столе подготовленную  стопку на эту ночь, погрузившись в строчки информации, желая поскорее накормить свой ум и любопытство в полной мере.
- Вот и тыльная сторона войны. Как и ядовитый плющ, обвивший ствол здорового дерева, калечит и пьет его соки. Разум не просто уснул. Он покинул эту землю. Безумие, страх, злоба.  В них слилось всё самое отвратительное — свинство, зверство и безнаказанная стадность… Вырождение людской породы. Когда-нибудь, мы вампиры открыто заявим о себе этому скоту, если они не пересмотрят свои ценности. Мир так красив в своей погибели. 

Отредактировано Lazarus de Grasse (2017-10-16 23:36:21)

Англия, как и многие области, была значительно лишена проблем с кровососами после истребления. Было понятно, почему по прошествии нескольких поколений всё больше людей не имело понятия, насколько на самом деле страшны вампиры. Молодые люди не понимали, что даже столкновение с одним из них смертельно опасно и бездумные махания палочкой или ножом, если ты не обладаешь хорошим градусом хитрости и смекалки, дабы угнаться за хищником, перехитрить его, просто беспантовы. Движимые исключительно жаждой славы и богатства, мужчины (и даже женщины, на данном примере) шли прямо к вратам смерти.
Которые не замедлили пред ними отвориться.
Силуэт существа, худого и довольно высокого, невозмутимо сидел в библиотеке, а на лицо ему словно кто-то надел бесстрастную, немного угрюмую глиняную маску. Глубоко впалые черные глаза, выпирающие кости из-под тонкой кожи, серебро седины в волосах, словно голову и щетину покрыл морозный иней.
С первых минут жизни волос Отверженного был лишен всех красок и оттенков, ярко выделяя его породу среди простолюдинов. Женщинам ненамного больше везло, а вот мальчики всегда были не по годам обогащены грубым, вневременным налетом «старости», едва успев начать жить.
Воротник-стойка черной туники средней длинны, украшенной серебристой тесьмой и поясом с парой застежек, времен средневековья, распахнулся, обнажая шею цвета смерти, выступающие артерии, ключицы и часть груди с нитями волос.  Сырая, животная и будоражащая мрачно-сексуальная аура хищника зашкаливала, опьяняла, обычно приманивая жертву своей энергетикой, как на сладкое. Обычно безвозвратная дорога в один конец, стоит только отреагировать на сей магнетизм.
Вампир ничего не мог с этим поделать, и даже не пытался, искренне наслаждаясь любым неудобством, которое он вызывает. Мужчина всегда с улыбкой замечал блуждающие, иногда смущенные взгляды, ерзанья, учащенное сердцебиение, загипнотизированное внимание и прочие занимательные действа.
Этот человек, существо, словно выпал из другого времени, не принадлежал к современному миру, фантом, призрак, живой мертвец.

Библиотека была огромна. Стройные ряды колонн, точно многовековые стволы, устремлялись ввысь, к бесконечному потолку. Повсюду: вдоль стен и между колонн – стояли многоярусные книжные шкафы.
Были глубокие мягкие кресла, придвинутые к дебелому дубовому столу, занимая добрую часть комнаты, стоя на слоновьих ногах, выдерживая на своей спине весь бумажный свод. Две винтовые лестницы, возносившие алчущих познаний книгочеев к верхним ярусам, и несколько дверей ведущие в другие комнаты. И книги, книги, книги – шкафы и полки были переполнены ими. Летописи, истории, свитки, книги, древние письмена. Большей частью- древние фолианты. Они были повсюду. Теснились на шкафах и на полках, лежали аккуратными, рассортированными стопками на полу и скамьях, столах и стульях, кое-где проходы были завалены горами, сваленных на полу томов. Все это – лишь малая часть наследия де Грассов. Большую часть можно откопать в родовом замке Коложвара, в Венгрии.  Например, семейные рукописи.

В руках господина сменялись многочисленные свитки, не спешно перебирая паучьими пальцами лишь для того, чтобы свернуть или перевернуть пергамент с бережной аккуратностью. Его окружал целый мир, (пока что, не вселенная, ибо всегда будет недостаточно ее поглотить) который только мог существовать на бумаге и не только из ими добытых, отвоеванных. Иногда даже кровью. От книг, чья обложка была обтянута человеческой кожей вековой давности, настоящей темной магии совсем пугающего содержания, до сборника маггловских анекдотов. От жестокой реальности, до крупицы записок шизофреника, чей фантазийный мир невероятно пугающе прекрасен и вдохновителен.

Гордые завоеватели большинства полок, упитанные и даже потрепанные – источники знаний - то, ради чего Отверженный и держал сию библиотеку. Некоторые книги были через чур обжорливы и требовали цену за сие прочтение. Другие впитали смертельный яд на своих страницах или же замысловатые, малоприятные проклятья. Бывало, с угрозой для жизни. Порой, скрытые сюрпризы были сами по себе удивительны. Между пожелтевших временем страниц, вампир как-то раз нашел крылышки стрекозы.  Встречались даже разговорчивые книги. Они очень мешали на чем-то сосредоточится. Более того, их просто так не заткнешь. А сжигать жалко. Как не любитель лишней болтовни, вампир с ними предпочитал не знаться попусту.
Большинство из коллекции хранителя были не копии, а подлинные оригиналы, иногда попадающиеся в единичных экземплярах или совсем затерянные.
Лазарь за все свои века познакомился с каждым «гостем» и его приколами, с некоторыми даже не один раз, добавляя к ним все новых стремных, и не очень, соседей. Иногда, он забирал книги и награждал их свежей обложкой, выполняя свою работу с фанатичным, нездоровым интересом, происхождение которой могло быть вызвано тихой яростью и жаждой садизма. Такие книги у него носили собственные имена. Например, мистер Аттикус.

Круглая зала библиотеки должна была быть освещена двумя свечами из желтого воска, воткнутыми в двурогий железный светец. Пламя по обыкновению их веяло по воле ветра, проникающего в неровный свинцовый переплет готических окон, ставни которых зачарованно открывались на ночь, но блеск не достигал под вершину остроконечных сводов, зачерненных дыханием времени. И только изредка двойная тень мелькала от буйволовых огромных рогов, прибитых к стене.
Вампир не нуждался в каком-то источнике света, особенно от огня, но для антуража в огромном особняке можно было встретить и свечи, даже факелы, кои были преступно замурованы решеткой и размножались игрой зеркал, встречаясь в темных подземных коридорах совсем поштучно. 

Потерявшись во времени, вгрызаясь в историю, вампир сделал вид, что совсем не заметил осторожно ступающую со спины полупрозрачную человекоподобную образину. Волосы бесполого на вид, до глубокого истощения, худющего нечто неаккуратно свисали как водоросли по плечам, скатывались прутьями по спине, прилипали к бледному лбу. Огромные совершенно пустые глаза, словно два колодца, и лицо, не несущее никакого выражения и эмоций. Оно смотрело прямо перед собой, на широкую спину де Грасса, не совершая любых телодвижений движений, совершенно молча, и казалось, краем подглядывало на то, чем занят граф, хотя голова при этом не поворачивалась по нужному направлению. Тело было облачено в длинную, черную мантию аки балахон на вешалке.  Вампир сухо рассмеялся, забросив сапог на колено и даже не потрудился отодвинуть для, на минуточку, дамы, кресло, или пододвинуть какой-нибудь том, дабы скрасить существование.
— Удвёзлём*, Эхо. Я мог бы проспать еще хоть две сотни лет, но в мире всегда будет война во имя чего-то. Неужели они действительно думают, что те, кто представляет сейчас аристократию и которые тем или иным способом связаны с Лордейшеством, после гибели своего лидера просто возьмут и сдадутся? Что пожав руку герою, бравые само названные «светлые» пойдут готовить ужин и открывать шампанское? Что, правда?  Куча недовольных, причем с обеих сторон никуда не денутся. Это колесо всегда будет крутиться, крутиться и перемалывать друг друга.  Вращаться медленно или быстро. А значит, конца его не будет вовсе. — Отверженный повернулся к молчаливому собеседнику, которая так и стояла, колыша воздух своим призрачным присутствием, с таким видом, словно сейчас вцепиться в горло. Однако, нет. Едва уловимый, марионеточный кивок. Как будто у нее голова подвешена на штырь в затылке, что позволяет ей по кукольному крутить бошкой.

Вампир погладил языком свои острые, длинные клыки и плотоядно улыбнулся. — Главное в любом противостоянии, во всей политической возне, это реки крови. Дети могут тешить свое неизмеримое эго и самолюбие сколько угодно, а нам кушать хочется всегда. — Он деланно махнул узкой ладонью в сторону, и откинулся на спинку уютного кресла. Его тросточка покоилась рядом. — Скажи мне, что ты хочешь от древнего старче, дитя мое? Если тебе скучно, я в скором времени присмотрю тебе компанию. Мы вместе кого-нибудь зарубим и обработаем, что бы он отпугивал непрошеных гостей своим страшным видом. — Вампир вернулся к своему занятию, не спешно ведя беседу в один конец. — Дорогая Эхо, ты слышала про кровавый орел? О, у меня в Коложваре обитает Леди Роза. Она бы тебе понравилась. Казнь времён викингов, состоявшая якобы в том, что на спине осуждённого рассекали рёбра, разводили их в стороны наподобие крыльев и вытаскивали наружу лёгкие. Ее ребра мой пра-далекий дед вывернул крыльями наизнанку ревности ради.  Не могу его винить, мадемуазель сама виновата.  А ведь была бы бабкой. Но, она привязана, и нет, отпускать ее никуда не собираюсь.
— Твой постоялец сосед должен быть умный, начитанный. Уметь играть в шахматы. Это очень важно. Для меня. И быть мужчиной. Я ничего не имею против женского монастыря, но — Граф выразительно посмотрел в пустые глаза. Кивок в ответ. Он замолк, потянувшись к другому свитку, как раздался хлопок и беспокойное сердцебиение живого существа заполнило тишину читального зала, в котором присутствовали мертвые. Переминаясь с ноги на ногу, теребя руки, заламывая их за спину, существо набрало в легкие смелости. На нее никто не смотрел, даже не признал появление, но энергетика от двух покойников, один из которых «людоед», была чудовищная.
Лазарь терпеливо читал, не смея беспокоить домовика от такого важного занятия.
— Лала не справляться, господин де Грасс. Гостья не хотеть слушать Лалу, и Лала не мочь ее остановить. Мисс Берк оставить Лалу и проникнуть в галерею западного крыла. Очень, очень плохой домовой эльф. 
Вампир медленно встал со своего кресла, взяв в руки трость, и не спешно повернулся к дрожащему домовику. Кажись, будет целый пруд горьких слез, из которых можно наделать много горькой соли. И солить гостям еду.
Не говоря ни слова, костлявая рука сорвала поясок с тела домовушки, вызывая много шумной мольбы и рыданий, теперь уже на коленях перед господином.
— ехехе, — Черные глаза насмешливо пожирали ее страдания, но вампир не повышал голос, не выражал ярость первобытным способом, лишь глазные яблоки двинулись в черепе к презренной вниз, а губы тронула улыбка.[float=right][/float]
— На этот раз сухой из воды не выйдешь. Тебя ждет наказание, более достойное, чем лишение части одежды. Никакой работы две недели. Будешь прохлаждаться, презренная. А теперь отойди. — Не обращая более внимания на сотрясающегося домового эльфа в конвульсиях горя, и все так же ничего не выражающую Эхо, которая не смела последовать за нечистью хвостом, Отверженный в миг исчез из этой области, хлопнув тяжелой дверью библиотеки.
Вздорная, везде сующая свой нос, наглая, паршивая девка! Эти смертные обязательно влезут туда, где путь настрого закрыт. Вот скажите, ей мало уродливых, и не очень, артефактов?
Хозяин обители в доли секунд пересек расстояние от библиотеки, до заданной точки, и завидев барышню в галерее, в кою не вступала нога смертных, ворвался ледяным ветром, нехорошо прищурившись. Казалось бы, девица ничего не делает, и шок на лице был настоящий. Он до сего момента не сравнивал их похожесть, обладая хорошей памятью, не нуждался в этом. Но наглядно примеряя и сравнивая огромный портрет первой супруги своих минувших смертных лет, и мисс Берк, он стиснул клыки. Челюсть сводило, кабы не отгрызть ей голову и не повесить рядом на какие-нибудь рога.
Вампир грубо обхватил холодной рукой лебединую шейку девицы, сомкнув появившиеся когти, впечатал в ближайшую колонну. Кинжальные клыки с рычанием распахнулись перед юной волшебницей, приблизившись в плотную.
— Вам было велено не приближаться сюда, но вы меня ослушались, юная леди.

*-  Здравствуйте (Венгр.)

Отредактировано Lazarus de Grasse (2017-10-16 23:33:08)

Его острый взгляд впечатался в эту вздорную девицу, которой граф оказал милостыню и обогрел в доме, отблагодарив, накормив, и не причинив вреда более.  Он позволил деве чувствовать себя, почти, как дома, удовлетворить свою тягу к знаниям. Неужели сложно усидеть на месте и держаться территории, которую тебе отвели? Особенно если находишься в логове клана вампиров? Отверженный терпеть не мог неповиновение его приказам, даже ненавязчивым. А открытого хамства, тем более. Его клыки зудили разорвать ее шею, особенно после того, как он уже знал вкус девственной, молодой крови маленькой мисс. Он даже не мог думать иначе, чем опустошить ее в свой желудок полностью. Это так интимно возбуждающе -  отведать нежный кусочек маленькой, наивной птички, похоронить ее в себе, вместе с этим чертовым упрямством.  Но будучи довольно древним и разумным монстром, венгр держал себя в узде, не бросаясь, как собака на любой кусок мяса.
- Мой милый господин – Его глаза едва заметно расширились, когда спелые губы барышни вдруг не своим тоном, томно обронили такую важную для него фразу, опутывая, возвращая корнями сквозь века, столетия в ловушку памяти. Он смотрел в ее медно-карие глаза, но не видел там Цереру, шею которую он сжимал в своих когтях.
Как и откуда могла знать молодушка, которая его едва видела, то сокровенное, с которым его связывает былая, смертная жизнь, первая любовь и смерть? Своя, ее. Новое рождение. Резкий поворот взглядов, за порог которого он цеплялся с поразительным упорством, пока ему их не придавили тяжелым, как надгробная плита, осознанием. Он бежал, рвался, но стоял на месте и еще больше утопал в болоте, пожираемый, сгораемый. Она жила, влюблялась, смела двигаться дальше. Почему она больше не пылала, когда он вернулся к ней буквально с того света? Хотелось кричать, когда его мысли по животному зацикливались.

Это было, когда де Грасс вернулся к жене, совсем не было похоже, что она счастлива его видеть, хоть и была немало удивлена.
- Эта тягостная разлука была подобна настоящей смерти. – ее глаза смотрели на него снизу-вверх, отчаянно, шокированно.
- Благодаря вам, меня посетила удача, я выиграл партию.
- Мой милый господин.. –успокаивающе касаясь прохладной щеки мужчины.
- Это вам,  - он перехватывая ладошку, кладет ее к себе в область застывшей груди, где должно быть сердце.  - ваша доля в моем выигрыше. Не мог я, не вернутся к тебе. – как бы иронично это не было, они оба на какой-то миг поверили, что вернутся в прошлое возможно.

Как насмехался наставник над его бесполезными попытками не потерять человечность. Он тонул, захлебывался, скованный в этом мертвом теле, не в состоянии смотреть на свою  маленькую артистку. Не забывать чувства преданности и любви, которые испытывал к первой супруге.

Как черно-белое кино проносилось протертой лентой в его сознании. Казалось бы, разряд пробежал по артериям, ледяными иглами цепляясь за провода нервов, замораживая его на месте. Хватка стоически державшая ее за шею, ослабла. Он отступил. Взгляд вампира цеплялся на огромный портрет с пятнадцатого века. Профессор в тот день посетил ее дом и написал юную, пятнадцатилетнюю мисс. Абаль его ни разу не видела, потому как его сразу куда-то отослали. Наряды, приглашения, кутерьма, ее талант нахваливали. Она обязана была выйти в свет и выступить, показать себя. Отец желал ее поскорее выдать замуж. Это был чуть ли не приказ. Двух хозяек в одном доме быть не может.

Настрой сказочный. Ее изящные руки перебирали струны арфы, а голос лился соловьем, и восхищение в зале нарастало. А финал так понравился публике, что пришлось повторить весь последний акт. Девушка была словно в трансе, - зал разразился бурными несмолкающими овациями.
- Глубокоуважаемые гости, дорогие друзья нашего дома, - начал он громким голосом. - Наша прилежная маленькая артистка приходится мне племянницей. Ее зовут Абаль Лефевр.. – голос говорил, возможно, что-то еще. Что делают в подобных случаях? Девушка растерянно уставилась на свои колени, когда подошел молодой человек, и похвалил ее мелодичный голос. Юноша был на несколько лет старше, невысок, но широкоплеч, с темными, коротко стриженными волосами и удивительными глазами.
- Вы позволите, милостивая кишассонь? - он подал руку. С высоко поднятой головой она поднялась, сделала книксен, и улыбнулась в зал.
Все это время два элегантных, и на вид, пожилых господина играли в соседней комнате в шахматы. Абаль Лефевр заметила их из-за арфы через отворенные двери, а они видели ее. Позже, когда они с матушкой стояли в парке под заснеженными деревьями возле экипажа, запряженный двумя сытыми лошадками, и уже прощались, тот, который был на ее взгляд, старше, неожиданно подошел к ним. Он был довольно высок, седой, как лунь, с густой шевелюрой, легкой небритостью, и невероятно живыми глазами янтаря. Девушка едва отводила взгляд от необычной формы губ мужчины. Как молодая красавица потом узнала, ему было далеко не за семьдесят, а едва приближалось к сорока годам, но держался он прямо, с офицерской выправкой.
Тотчас к нему поспешил слуга и набросил на плечи длинную, до самой земли, меховую накидку.
- Кёосёонёом* Элек ( Спасибо*) – Низким голосом произнес он, и с улыбкой посмотрел на молодую деву -  И как живется маленькой мазель на белом свете? – спросил неизвестный  собеседник по-французски.
- Хорошо, мой милый господин, спасибо – она сделала почтительный реверанс.
- Очень рад. Мадемуазель невероятно пела и чудесно играла на арфе. К тому же благодаря ей, меня посетила удача. Я выиграл в партии. – он запустил руку в карман и аккуратно положил в ее маленькую ладошку что-то холодное. – Это вам. Ваша доля в моем выигрыше.
Это был золотой. Невероятно!
Очень взволнованная матушка стояла рядом, встретив взгляд «серого человека».
– За нее вам не придется стыдится. У маленькой артистки есть талант, и есть характер. И как давно девочка играет?
- С тех пор, как ей пошел четвертый год, Ваше Сиятельство.
- И сколько же лет прошло с той поры?
- Сейчас Абаль пятнадцать.
- Я с удовольствием увижусь с ней вновь. Позаботьтесь об этом.
Всю дорогу матушка прижимала ее к себе, с теплом, ее глаза горели. Женщина осталась очень довольна дочерью, это было видно. Ее малышка произвела впечатление, захватила достойное внимание. В ее голове уже генерировались планы. Но кто был этот господин? Этот вопрос не оставлял младшую. После того, как Абаль восьмой раз спросила, ей соизволили ответить:
- Граф де Грасс.
- Откуда вы его знаете, матушка? Кто такой граф де Грасс? – она тихо и скромно, направив взор в окно, продолжила. - Когда мы его снова увидим? – чем вызвала веселый глухой смех.

Как породистый жеребец, сдерживаемый перед стартом на скачках, вдруг сносит все на своем пути, мчась вперед. Лазарь, выйдя из исступления, но прибывая в шоке, смог уловить лишь момент, отказываясь верить тому, что часть ее души нашла дорогу, глядя как сквозь кривое зеркало этой юной девы. Этот взгляд, этот тон. Он ловил ее ладошку вновь и вновь холодными губами, касаясь мимолетно руками, словно легкий ускользающий ветерок, не покидая взгляда глаза в глаза, с надеждой улавливая подтверждение, что не сошел с ума.
—  Эта.. Эта тягостная разлука была подобна настоящей смерти. – как он мог поведать, что это и была смерть. Его, ее? Без нее. От собственных рук и клыков.  —  Но ни время, ни разлука не могут заглушить тоски о потерянном возлюбленном или же успокоить сердце, познавшее счастливой любви.
–  Мое удовольствие увидеть тебя сквозь время, маленькая артистка.  Je vous aime, та cherie. Je vous aime * ( Я люблю тебя, дорогая. Я люблю тебя * - Фр.)

Всё меняется.
Меняется жизнь.
Меняются люди.
И вроде всё хорошо.
Но иногда так не хватает старого.
Той жизни.
Тех людей.

Невольно он подумал, что девушка все еще красива, хоть и одержима. Древнему показалось, что Абаль и сама понимала, что не в себе, в буквальном смысле, и не хотела принимать всю суть вещей. И какой же странный феномен, этот отголосок душ, совсем неизведанный. Однако, Лазарь был, наверно, единственным специалистом по проклятьям, посвятивший разнообразным явлениям несколько сотен лет.
Всем, наверняка, довольно часто, приходилось слышать о так называемых «нехороших» жилищах. Жилищах, в которых постоянно происходят ссоры, случаются драки или того хуже — появляются призраки и прочие потусторонние сущности.
Однако помимо проклятых квартир существуют еще и проклятые вещи — предметы, способные даже благополучный дом превратить в рассадник жестокости и злобы, довести до самоубийства.
О предметах, которые были невинно привезены откуда-то в качестве сувенира. К слову, в одном его замке Хагалаз, проклятых и не просто темных, а черных, по истине кровавых предметов и вещей целая коллекция. Куклы, как магглы любят говорить  - «с душой маньяка», которые меняют позу сами по себе, насылая несчастья по той или иной причине. Даже предметы, расставленные вокруг них, меняют свое положение. Лицо у одной фарфоровой «особы», кажется, что меняет свое выражение, и от этого кровь стынет в жилах. Некоторые говорят мерзкие вещи, хоть и не были зачарованы, запрограммированы на это вообще. Это проскакивает «случайно». Подобные трюки вселяют неподдельный страх даже  стойкому владельцу. Лазарь считал своим долгом приютить и заграбастать подобные вещички во что бы то не стало. Особенно, если оно его очень заинтересует. Вампир нашел время в своем бессмертном существовании раздобыть подобную дрянь, и забить ею часть своих хором. Иной раз даже выкупить на аукционе, отобрать, пока обезумевшие от «шоковой терапии» после общения с нехорошими вещами, смертные, попытаются их изуродовать на манер вандалов ценный и любопытный экспонат. Или пока игрушка не изуродовала их. Морально или даже физически. В его первую цель было «спасение» не утопающего, а извлечь саму проблему. С выгодой для себя. Жизнь и здоровье смертных его при этом мало заботила. Но по приколам министерства приходилось считаться с ними.
У Отверженного были свои методы и нездоровые проверки подлинности странностей, играя с жизнями, наблюдать, ставить закрытые или невинные эксперименты. Ради лишнего опыта, науки, нового материала.
Хорошо, по секрету, эти порывы были просто от скуки.. В любом случае, следовало изъять и ликвидировать. А без извращения, это просто скучно. Скрепя клыками, вампиру приходилось идти на полное уничтожение, когда даже содержание в его логове может нанести вред и невеселое существование. Опыт научил Лазаря считывать информацию мгновенно, а годы не ошибаться. Благодаря своей памяти, которая превосходит человеческое существо, оставшееся время после разборок, де Грасс посвящал рукописям и заполнению фолиантов.
Картины – распространённая проблема. Настолько, что от них уже тошнило. Всяких «отголосков» персонажей, которые могли жить в проблемных полотнах у него целые галереи. Даже закрашенные черной краской кем-то очень умным. Обычное волшебное полотно, по случайности попавшее не в те руки.
Жадный до своих игрушек, вампир, страстно не желал расставятся с тем, что попадало в его руки. Да и свое заслуженное спокойствие он «им» обеспечивал. У Лазаря были разносторонние мерки этого самого растяжимого спокойствия. Другое дело, мертвые картины, которые по-настоящему несут в себе энергию, магию, своего творца.  Вещи, которые лучше не беспокоить, потому что они заинтересуются тобой и будут беспокоить, не давать нормально спать.  Но ты об этом не узнаешь, пока не прознаешь, осмотрев источник. Таким образом, вампиру однажды стало захватывающе интересно за обилием материала движущихся картин, провести над ними разнообразную ликвидацию. Когда это наскучило, он с нездоровым любопытством обезумевшего ученого перешагивал грань негласных нравов всякой этичности. Иногда, когда его поглощал азарт, из его лабораторий слышался душевнобольной глубокий смех искреннего детского восторга.
Естественно, проклятья сидели не только в безделушках, как жаба на груди, а даже в роду, на живых людях, поколениями, часто они даже не совсем осознавали полную управу с этим. Особенно, если оно не проявлялось, а потом выскочило. Иногда, ликвидация брала большую «цену» последствий и несчастные просто следовали правилам жить с черным пятном как можно гармоничнее.
Лазарь сам по себе довольно любопытен, и все, кто дошел до него, решив связаться с вампиром, уже не смотрели на его расу, сущность. Людей сразу волновали не его пристрастия в меню, а сам результат. Этот взгляд и отчаяннее, заинтересованность выводила на новый уровень. Эти, каждый клиент был каким-то особенным. Не секрет, что Отверженный знал и знает много тайн, которые он в праве и не в праве разглашать, как профессионал своего дела. Особенно, когда он не ликвидирует, а заклинает по своему профилю.
Что говоря до арфы, по сути вещь вроде бы совершенно безобидная и чаще всего практически молчала. Хозяйка, иной раз ему казалось, любила инструмент больше, чем все остальное. Когда предмет начинают через чур очеловечивать и дарить к нему подобный подход, иной раз могут невзначай произойти непоправимые случаи. Особенно, если хозяйка была настоящей ведьмой. Арфа до того впитала всю любовь, касания, энергетику, что ее струны повторяли то, что было сыграно данным давно. А с течением времени, решила, что играть она будет в присутствии настоящего хозяина-Абаль. Лазарь не трогал вещичку своей жены, более того, в последние века она не «пела» под чужими пальцами и будто просило ее покормить присутствием дорогих, знакомых ей пальцев и трепета рук. Но увы. Однако, каким-то потусторонним магнитом, перерождение примагнитилось само и теперь эта арфа сыграла в оба направления Насытив и насытившись. Своеобразный долгожданный и неконтролируемый обмен. То, что в Цири вселился какой-то там дух, вампир попросту не верил, однако то, что девушка одержима на какое-то мгновение духом бывшей хозяйки, вполне вердикт. Она до того увязла в нахлынувшем болоте не своих воспоминаний, что всерьез считала, что она и есть та девушка. И вампиру как ученому даже стало интересно, до какой степени она впитала то, что не принадлежит ей, но что называется «батарейки вошли в комплект».
Что говоря о самой девушке, сущности, всему тому, что смеет наблюдать древний своими угольными глазами в данный момент – интригующе. Смертельно опасна к тому же своим коварством и элегантностью настоящей кобры.  Лазарь отметил, что она по-прежнему защищает свои идеалы, даже прямо сейчас хочет навести в его, на секундочку, замке, свои порядки. Вполне естественно, графиня, пережиток прошлого, бок о бок с которой он правил в Венгрии в веке, эдак пятнадцатом, уверена, что находится там же. Или Цири считает, что она уверена. Не важно. Занятен факт отклика. И с ним безумно охота поэкспериментировать. На живых людях это особенно занятно. Однако, ситуация связана с его первой женой. Отбросив Цири, для чистоты восприятия.
Открыть Абаль глаза на истинную сущность таинственного графа де Грасс? Она должна помнить его человеком. О вампиризме он не успел и не хотел рассказывать в те времена.
Поведать наконец, что они больше не находятся в Венгрии, и ветром пронеслось несколько эпох? Истину, что он убил и съел жену сознательно и без угрызения всякой совести? Не в коем случае нельзя информировать об этом. Это нарушит все планы и планчики. Но если покопаться в памяти, почему он ее захотел убить тогда..Ну, а что вы ожидали от новорожденного вампира, который переживал мучительное принятие и перерождение не только физически, но и морально? Последнее, самая реальная проблема. Пока монстра не принял человек, и тот не поглотил второго, с вампиром лучше вообще не контактировать. Наиболее вероятен факт, что существо еще не понимает свои цели, идеалы, идеи, хватаясь как утопающий за плотину, пока ему отгрызают ноги, что бы бежать. Лазарю многое казалось и чудилось. Измены, отсутствие любви, чувств, былого пламени. Ему было невдомек. Он убил, без всякой совести. И по настоящему позволил себе наслаждаться королевским ужином. Однако, с годами нежить смотрит на вещи иначе. Вообще на все, словно его мир перевернули и вывернули наизнанку. Стерли и переписали на другой мотив. То ли причина, что Отверженный совсем-совсем не помнит о том, каким он был при жизни, и больше не за что хвататься..что его радовало, каким он был ..каким. Слабым?  Наивным? Граф мог помнить события, но чувства были ему не знакомы, оттого былые события человеческих лет казались во многом странными, неправильными. Мужчина помнит синоним этому, словом –счастье. А счастье, в теории рождает любовь. И, поскольку, он был счастлив и ему причиняло неудобства мнимая перемена в чувствах, ввиду его отсутствия, он просто не мог понять и принять, что его графиня де Грасс двигалась дальше и похоронила его, и в ее планы не входили такие резкие повороты.  Возможно, если не считать заминок, она была рада его видеть. Только, вампир не захотел делится, отпускать, давать ей шанс оставить за собой ноты. Монстр всегда возьмет свое. Граф с высокомерной, легкой улыбкой  наблюдал за тем, как леди пытается хватать соломинки. Это было так трогательно. Казалось бы, на что-то там побуждает. Позаботится о ее благополучии и не отпускать кануть в небытие. Возможно, второй шанс с ней получился бы лучше, правильнее, энергичнее. Из всех жен, с ней был комфорт. Даже если и убил ее из-за дискомфорта. Они странно дополняли друг друга. Лазарю тяжело было понять факт, что он мог ее любить, хотя в теории определение так и называется. Мужчину успокаивало ее присутствие. Это было таким…правильным. Словно, он все это время пытался найти что-то похожее, но все не то. Выходит, удел вампира хоть немного, но жить прошлым? Как кто-то сказал, что призраки иной раз не понимают, что они мертвы, и продолжают жить. Однако, он это понимал. Ведь правда? 
Объяснения отнимали у вещей всю прелесть. Его голова величаво повернулась в сторону эльфийки, и его один только взгляд закрыл ее рот. Прощать он ее не желал и не хотел, однако дух хозяйки не в своем «огороде» его улыбал, и скажем, ему было совсем не до эльфийки. Это не имело значения, потому что Лала будет сломя уши стараться и больше не делать из рук вон плохо и что-то придумает. Он дал молчаливое позволение легким кивком головы.
— Лала все сделать для семьи де Грасс. Лала обещает быть хорошей и все приберет.
Его улыбкой можно было подавится.
— Все что утеряно вскоре займет свое место, вернется на круги своя, там, где должно принадлежать. – загадочно сказал вампир, любовно осматривая Леди. Проблеск был не долгий, но очень важный в его не жизни. Он было и забыл, хоть это и невозможно, запамятовал, эту красоту и гордость, которую могла нести первая жена. Эту благодать, тонкость. И незримую опасность. Ее глаза меркнут, теряются. Даже ее дыхание, сердцебиение  возвращается, как в перемотке из черно белого в цветное. И становится немного грустно.
Задумчиво и отстраненно глядя в след, рванувшей с места, девушке, граф, заложив руки за спину и обратил внимание на портрет.
— Нельзя терять достойных, ради доступных.
Неторопливо напевая какой-то устаревший мотив, он растворился в одном из пустынных коридоров.

Отредактировано Lazarus de Grasse (2018-01-09 23:42:56)